дядькины мужики толкают меня на новые, неизведанные пути. так, например, запилила первые в своей жизни aesthetics. это почти так же ванильно, как кофешоп!ау, а потому, конечно, не могла отказать себе в удовольствии.
началось все просто с того, что я подумала о наполеоне, крадущем предметы искусства, и об илье, у меня почему-то ассоциирующемся с подсолнухом. в итоге мои любимые картины достались обоим, у ильи спонтанная пасхалочка с юсуповым



И чтоб два раза не вставать - ссылка на пирожково-порошковый тредик, чтобы не потерять. Пересчитала - моих там 32 штуки. ТРИДЦАТЬ ДВЕ, КАРЛ!
Кто не ходил - сходите, там много прекрасного

в эсэсэсэре секса нету
нет эротичного белья
весь секс с бельем с собою вывез
илья

господи жень окстись
НЕТ. НЕ МОЖЕШЬ ПИСАТЬ? ТЫ ДОЛЖЕН РИСОВАТЬ - сказало мне подсознание. а потом я очнулась среди всего этого, приложите ко мне компресс из подорожника и водки.
юный ilyusha помятый жизнью в советском дворе, и огромный кепарик его отца, который ему велик, но он ВСЕ РАВНО его носит
pizdos dosvidos. вбрасываю и испуганно ухожу.



ну, допустим, код для обзоров
[J]лейтенант касатка[/J] <a href="http://namakemono.diary.ru/p205485455.htm">рисует</a> тяжелое детство Ilyushi.

Название: Gold-dust
Пейринг: Наполеон/Илья
Жанр: слэш, PWP
Размер: мини (под 2к слов)
Рейтинг: NC-17
Саммари: Немного о том, почему Илья обычно избегает алкоголя.
Предупреждения: авторское видение (тм) персонажей
От автора: я просто хотела написать пвп, а в итоге тысяча слов метафор и хедканонов про обоих. гм. но - фандому нужно больше фичков про минеты! меня крыло, и русские фразеологизмы из уст курякина хотелось писать как в русском переводе "заводного апельсина" - транслитом.

читать дальшеСо временем все трое учатся доверять друг другу.
И если с Габи все просто (Илья верит ей почти слепо, как и она ему, и такое доверие - на грани фола для тайного агента; Габи с Наполеоном друг другу упрямо и вежливо не доверяют), то Илья и Наполеон находятся в отношениях более сложных. Они хорошо работают вместе, временами опасно приближаются к дружбе, и Наполеон помогает Илье работать с его гневом, потому что хорошие напарники так и поступают. Раз уж им, одиночкам, выпало все же быть напарниками, то Соло предпочитает и в этом стать самым лучшим.

В один из вечеров Илья оказывается разбит разрывом с Габи и неудачей на последнем задании - все это на него наваливается как-то вдруг, заключая в тяжелые медвежьи объятия. И потому он напивается в номере у Соло (они уже гораздо легче проводят время вместе, миновав затянувшуюся стадию отрицания, когда оба делали вид, что не станут искать общества друг друга сверх необходимого для работы). Потому что в его собственном номере в эти минуты чутко дремлет та самая Габи - им опять досталась одна комната на двоих.
Курякин методично вливает в себя алкоголь, и Соло сидит, глядя на эту пастораль, подперев кулаком щеку. Илья на последнем задании отпустил небольшую, с неожиданно пробивающейся легкой рыжиной бороду, и теперь выглядит, почему-то, как утомленный жизнью орегонский лесоруб. На такого Илью невероятно интересно смотреть: непривычного, со слегка приспущенными заслонами, очевидно задетого проблемами. Многим кажется, что Илья нестабилен или, наоборот, слишком устойчив, и вовсе не человек, а какая-нибудь дурная машина. Лично ему кажется, что люди часто абсолютно слепы в своих представлениях. Соло не очень хорош в понимании людей (что не отменяет его умения блестяще выезжать на социальных стереотипах и отработанных схемах), но иногда ему кажется, что об Илье у него сложились какие-то верные представления. Что, если вдаваться в зыбкую дымку алкогольных, а потому слабоуловимых метафор, то Илья похож на многократно переломанный нос: угловатая красота, сложившаяся из увечий, которые сложно сосчитать и отделить друг от друга. Попробуй докажи, что ты смотришь, потому что находишь это красивым, а не пялишься на уродство.
Впрочем, слишком много догадок и мало фактов; с другой стороны, любые представления о человеке - всегда мозаика фактов и интерпретаций, так что ничего нового. Но Наполеону нравится сложенная им мозаика.
В этот насыщенный вечер, помимо всего прочего, становится понятно, почему Илья обычно избегает алкоголя в больших количествах.
Хмурое молчание трезвости прорывается поначалу в резкие вспышки, и Илья - как лихорадящая среди коротящей проводки лампочка; резкие, несбалансированные движения и острые, больно жалящие слова - Наполеон и не знал, что Илья, молчаливый и краткий в прочие дни, так умеет. Умеет. Илья вообще полон сюрпризов, если с него содрать эту тщательно возведенную защитную оболочку толщиной с пуленепробиваемое стекло. Обычно Илья глядит сквозь это стекло, отстраненный, почти флегматичный. Но внутри, под ним, оказывается одно из самых горячих и живых сердец, об которые обжигался Наполеон Соло.
Время дурных метафор (явно не для книг по искусству), но Илья действительно в такие минуты похож на пожарный гидрант со сбитой крышкой.
Потом, после острой, почти лихорадочной фазы возбуждения, когда предметы были готовы крошиться в щепки под его пальцами от одного лишь прикосновения, его гиперактивность спадает, рассыпаясь, как растворившийся жженым сахаром в небе цветок фейерверка. И Илья замолкает опять. Он почти замирает, неожиданно растерянный, что смотрится странно с его огромным ростом и крупными руками. А потом Наполеону хочется замереть и ничего не касаться, чтобы не спугнуть одну из самых неожиданных картин в своей жизни: рушится, кажется, последний барьер, и в Илье остается только свойственная ему, но обычно глубоко запрятанная нежность. Нет, не сентиментальность, не глупое поведение, не беспомощная мягкость, а что-то настолько фундаментальное и при том удивительно сильное, что у Наполеона встает неловкий ком в горле, от того что он оказывается свидетелем всего этого. Это хуже, чем если бы он вошел в комнату, где Илья занимался любовью; хуже был только тот случай, когда Наполеон нашел шрамы от множественных давно заживших порезов на теле человека, которого в юности считал богом.
Стоит признать - Соло не умеет смотреть на демонстрацию чужой распахнутой души. И Илья, неожиданно переставший закрываться и постоянно держать себя, становится для него почти что ударом поддых. По крайней мере, он оказывается чертовски неудобным, выбиваясь из аккуратно выстроенной картины мира.
Илья тоскливо говорит о Габи, опустив голову и ссутутлив плечи; он говорит, что она права, и они друг друга не смогут выносить дальше, и что отношения надо рвать сейчас, прежде, чем станет по-настоящему больно. Он говорит мало, почти скупо, но в его голосе столько нежности, и в каждом слове столько тяжести, что сводит скулы даже у Соло. В том числе, от неожиданной ревности; потому что одно дело - смотреть, как он бережно держит Габи в своих руках - подумаешь, отношения, Наполеон и сам, мягко говоря, не пуританин; а вот видеть чужое, по-настоящему уязвленное сердце - это больно и горько.
- Ты такой холодный ублюдок, Соло, - вдруг после паузы говорит Илья, переходя на родной язык. - Как будто меня распределили в Сибирь работать.
Самое ужасное, что это тоже сказано на той же волне, почти мягко, без злости и отторжения. Наполеону даже почти становится стыдно. Почти. А потом оказывается, что эта сокрушающая нежность может быть направлена не только на Габи, но и на него; и что под этой волной невозможно устоять на ногах, и противиться ей тоже невозможно; оказалось, что закрытый и упертый советский дурак умеет целовать так, что вышибает дух и при этом становится очень, очень горько.
Наполеон не глуп и не сентиментален сверх необходимого, и упускать такой шанс выяснением отношений не намерен. Хотя, конечно, быть утешительным призом ему, мягко говоря, не нравится, по крайней мере, в этом случае.
Соло целует его в ответ, обхватывает его обычно напряженную верхнюю губу своими, проскальзывает языком между его приоткрытых зубов. От рта Ильи алкоголем шибает так, что поначалу поцелуй ощущается странно. Наполеон, конечно, тоже не слишком трезв, но от его поцелуев хотя бы нет риска опьянеть. По крайней мере, буквально, а не метафорически. Что там у Ильи с метафорами - черт его разберет, они здесь явно не литературоведческими впечатлениями обмениваться собрались.
Наполеон в этот момент сидит на колченогой кушеточке, призванной создавать у постояльцев ощущение роскоши времен рококо; Илья стоит, склонившись к нему и на удивление напористо целуя - Соло рисовал в своем воображении картину несколько противоположную, в которой это он рушил чужие барьеры и срывал предохранители, а Илья бы то и дело стопорился, спотыкаясь о собственную мораль.
Но факт остается фактом: именно Наполеона вжимают в спинку кушетки, его шею обхватывают огромными ладонями, очень сильными и опасными, лишь слегка сминая тщательно отглаженный воротничок рубашки. Илья мастерски дозирует силу, потому как его прикосновения ощущаются лишь приятным теплом на коже, хотя эти же самые руки легко сворачивают шеи насмерть. Важное уточнение: другим людям. Илья вообще - очень аккуратный и бережный, с той типичной осторожностью в движениях, которые бывают у крупного мощного пса, живущего в тесной квартире.
Курякин, наконец, отрывается от него, и замирает, прижимаясь лбом к его лбу и тяжело дыша. И - смотрит. Расстояние между их глазами невероятно неудобное для того, чтобы сфокусироваться, но он все равно продолжает глядеть.
Наполеон обхватывает его ладони - они покоятся на его плечах - своими, и поднимается, разворачивается, подталкивая уже Илью на кушетку с комковатой набивкой. Тот подчиняется, опускается и просто глядит на него, теперь уже снизу вверх, чуть откинув голову. Он достиг того градуса опьянения, когда взгляд кажется неожиданно, пронзительно трезвым.
Ладони Ильи ложатся Соло на поясницу, а затем мягким, почти вкрадчивым движением соскальзывают чуть ниже.
Ощущение для Соло из категории редких, когда больше возбуждают не сами действия, а именно факт, что их совершает определенный человек. Что-то в этом определенно есть, особенно если учитывать тот факт, что Илья любовник явно не столько искусный, сколько подкупающе честный, и такая компенсация - очень кстати.
Это - тот самый нечастый случай, когда отдавать другому хочется больше, чем получать самому; ощущение чудное, будоражащее само по себе.
Наполеон прижимается виском к его щеке, и когда его губы шевелятся, то задевают теплую ушную раковину Ильи. Ему чудовищно, невыносимо хочется рассказать ему, как бы он мог выебать Курякина, даже если не в самом буквальном смысле, а просто - измотать его в край и заставить стонать сквозь сжатые зубы; что-то подсказывает, что Илья не из тех, кто легко отпускает свой голос во время секса. Мысль о том, чтобы долго произносить все те вещи, что крутятся в его голове, почти сводит его с ума.
- Ты знаешь, что случилось, когда Наполеон пришел в Россию и занял Москву? - тихо и вкрадчиво бормочет он. Шутка из категории банальных, но в этот странный вечер даже такие кажутся подходящими.
- Он ушел ne solono chlebavshi, - хмуро бормочет Илья, обхватывая его поперек пояса чуть крепче.
- Возможно. Но сначала... - Наполеон выдерживает такую мастерскую паузу, что впору гордиться собой. Он слегка отстраняется, и с удовольствием отмечает невольное движение чужой головы следом. Крохотное. Почти незаметное. - Сначала, - Наполеон прижимается губами к коже где-то под ухом Ильи, - она пылала.
Сверхъестественная банальность, от которой, почему-то, сверхъестественно хорошо на душе. Всё остальное он расскажет как-нибудь в другой раз, потому что ещё - ещё Наполеону любопытно. Опыт с партнерами своего пола у него не слишком обширный, но... разнообразный. И, если честно, он никогда особо не понимал тех, кто стремился сделать ему минет, потому как, лично на его взгляд - удовольствие это сомнительное, по крайней мере, для одной из сторон. Разве что в качестве ответной любезности - это, пожалуй, казалось справедливым.
Но сейчас он понимает одну простую вещь: это его первая серьезная влюбленность в мужчину (хотя проблем с собственной бисексуальностью у него нет лет с пятнадцати), и в таком свете идея отсосать данному конкретному человеку вдруг выглядит неожиданно, просто чертовски привлекательной. Да, это оно же - то самое желание в первую очередь отдавать, и находить в этом изощренное удовольствие.
У мистера Соло впервые в жизни появляется желание обхватить губами чей-то член, и, от того, насколько благодаря этим мыслям наливается пульсирующей тяжестью его собственный, по спине пробегает будоражащий холодок.
Он опускается на колени, сноровисто расправляется с чужой ширинкой и нижним бельем, в это время урывая еще один поцелуй. На этот раз беспокойные глаза Ильи, наконец, закрыты, выражение лица предельно расслабленное, словно говорящее: "я доверяю тебе. Зря, наверное, но доверяю".
Наполеон едва заметно улыбается и касается губами его напряженного члена, обхватывает головку, и среди тишины комнаты (Илья ужасно не любит, когда бормочет радио, даже тихо) остается только этот тихий, неприлично влажный и томный звук. Соло , расположившийся между ног напарника, неспешно отсасывает ему, помогая ладонью, а второй рукой поглаживает его напряженное бедро, постепенно смещая ладонь к внутренней стороне и поднимаясь выше к паху. Илья сидит, откинув голову, и не смотрит на него, только тяжело дышит, чуть приоткрыв рот. Чертов Курякин - обжигает взглядами, когда не нужно, закрывает глаза в те секунды, когда больше всего Наполеону нужно, чтобы на него глядели.
Он приподнимается и резким движением тянет вниз высокий ворот водолазки, впечатываясь губами в обнажившуюся, незагорелую шею, и ставит на ней поспешный, злой засос.
- Если ты не откроешь глаза, будешь заканчивать все сам, - доверительно сообщает он Илье, мазком поцелуя задевая его раскрытый рот. Тот открывает глаза и встречается с ним взглядом.
И зрительного контакта они больше не разрывают.
До тех пор, пока Илья не кончает.

Наутро Илья не стесняется и глаз не отводит.
Просто говорит (своими слегка,неуловимо припухшими губами), что это все - слишком сложно для них троих, и что обо всем стоит забыть. Не как о позоре, как о подсудном деле, а просто - забыть. Не усложнять.
Соло кивает, приводя в порядок жилетку; делает он это механически, пытаясь отыскать в его лице все то, что видел вчера, только вновь глубоко запрятанное.
Кажется, что-то проблескивает.
Ничего, ребятам, просеивавшим золотой песок, тоже не всегда было легко.

ГОСПОДА ПИДОРЫ И СЕКРЕТНЫЕ АГЕНТЫ!

короче, я решила, что хватит это терпеть и тусить по закрытым дайричкам, нужна площадка. и запилила фестовое сообщество по анклам (в первую очередь по фильму).
тащемта, все более-менее сделано, можно приходить и ждать набора, но ОЧЕНЬ нужен человек с прямыми фотошопными ручками, хотя бы пильнуть баннер-другой, чтобы можно было идти стучаться в двери простых людей со словами "приходите к нам"

КОРОЧЕ

краткое саммари: я шла в кино, а ушла по пизде

поподробнее: я шла в кино, а ушла по пизде [2]

я не хожу в кино. ну, вернее, я хожу в кино предельно редко, так что по меркам местной общественности - считай не хожу в принципе. раза два за год - это очень продуктивный для меня год, честное слово. последние фильмы, кажется, на которых я была - "игра теней", "скайфолл", "боевой конь" и "джеки в стране женщин". время похлопать
а тут я решила, что че это я как не родная. почему бы и не сходить, почему бы не посмотреть агентов АНКЛ, которых, кажется, ждали все кроме меня потому что я не знаю, кто это
ну, СХОДИЛА. (это был свежий экспририенс походов в гордом одиночестве).
гм. гхм. кккххкхм.
сочувствую боли всех тех, кто одиноко любил оригинальный сериал, а тут вдруг у всех рванет, и зашкворчит фандом. а рвануть ДОЛЖНО.

мне ужасно, в первой половине почти нечеловечески понравилась картинка. плюс, это мой четвертый, кажется, фильм гая ричи за последний месяц с небольшим.
в первую очередь, фильм ужасно смешной. как два с половиной кингсмена, на мой взгляд. только смешной он в немного ином ключе (чем откроенно стебущийся и за это любимый кингсмен) и ином ракурсе, шуточки хорошо дозированны и подаются с каменным лицом, отчего только выигрывают.
горящие лодки во время обеда, оторванные капоты, гонки вооружений, шпиёнские провалы и сложные лица - словом, минуте к двадцатой я перестала стесняться и бесстыже голосила. благо, была не одна такая.
целый один (!) весьма неплохой женский персонаж, хотя, на мой взгляд, могли бы сделать ее чуть менее стереотипной под конец. но это так, несбыточные желания. брыжущий в глаза, достаточно симпатичный гетный пейринг. хотя я бы предпочла вообще без него и не потому что пидоры, а просто личное ощущение.

...а теперь поговорим о том, ради чего, по-чесноку, все это все и шли смотреть.
русский и американец лед и пламень КОВБОЙ. БОЛЬШЕВИК. ну что за нежные погоняла.
уже мысленным взором вижу грядущие фички, в которых обыгрываются шутки про ковбоев и с к а ч к и. и как один другому на ушко нежно шепчет "возьми меня, мой красный тер-р-рор большевик" а вообще многим будет ТЯЖКО, потому что два шкафа плохо укладываются в изящную схему топа и боттома. сижу, делаю ставки, кого будут чаще класть вниз. потому что один смазливее и раскрепощенней, зато у другого ТРАВМА ДЕТСТВА. с м е к а е т е?
знакомство в общественном сортире и изящная шутка про пидоров. неловкая сцена в кафе. постоянное "а у меня игрушки круче" и "смотри как я умею". эти "я работаю один" - "я тоже" - "бля ладно пошли, только УТРОМ ОБ ЭТОМ НИКОМУ".
ужасная, ЧУДОВИЩНАЯ соревновательно-бромансовская динамика невольных напарников. эти подтрунивания со стороны наполеона, лица кирпичом курякина - jfc, хау ту икзист. ну, знаете, такое пламя бывает у некоторых второстепенных персонажей (типа пасифик рима), по которым фандом за три минуты экранного времени прогорает дотла. беда в том, что тут это ГЛАВНЫЕ герои, и минимум половину из этих двух часов они в кадре вместе.

бля. надо остановиться, я просто не очень знаю как. в том плане, что сижу уже дома жутко довольная, и на душе как сотня котиков свернулись.

пс. москва! с удосвольствием бы с кем-нибудь повторила

UPD. самой же стало так дурно от модерн!ау рыжего лафайетта-авангардиста, что я села р и с о в а т ь
рыжий ужас

вчера в ночи нашла себе на горе аж целый тур терн-однострочников. тур уже закрыт, я сверхъестественно анонимна, так что хочу унести это к себе уже сейчас пусть оно имитирует посты в вашей ленте

оба по вашингтон/лафайетт

Пишет  TURNfan:

5. Вашингтон/Лафайетт (можно наоборот), что-нибудь посерьезнее поцелуя
ну. косвенно. да.

драбблВся письменная история вырастает из кем-то брошенных взглядов, из кем-то виденных сцен и услышанных разговоров; именно это сырье обрабатывается и спрядается в одну нить интерпретаций и свидетельств.
Один из офицеров видит приезд молодого маркиза де Лафайетта. Его слегка раскрасневшуюся кожу, взволнованное молодое лицо с острыми скулами, блеск его выпуклых, немного птичьих глаз. Видит, как тот расцеловывает Вашингтона в обе щеки, а тот замирает с каменным лицом, словно пойманный в сети нежданного и тревожного тактильного контакта.
Вот другой человек (с непроизвольно сжимающимся сердцем) видит, как генерал Вашингтон через какое-то время улыбается этому французскому мальчишке так сердечно, что больно на это смотреть. Больнее смотреть только на то, как сам генерал непринужденно возвращает приветственные прикосновения губ к щеке.
Многие видят, как сияет Лафаетт, и как со временем оттаивает Вашингтон, трепетно оберегающий границы личного пространства. Некоторые позволяют себе не только быстрые любопытные взгляды, но и скабрезные шуточки, и тогда уже другие видят, как этот щенячьи преданный генералу Талмейдж лезет в драку.
Кое-кто однажды видит две темные тени в палатке генерала, пляшущие и дрожащие под причудливо трепещущим огоньком свечи. Потом одна из теней задувает свечу, и невольный свидетель дальше торопится по своим делам.
Некоторые же вещи не видит никто.
Как косые черные тени ложатся на усталые лица Вашингтона и Лафайетта, хищно заостряя некоторые черты, пока свеча еще горит. Как бликуют лукавые влажные глаза последнего, когда он задувает огонек. Как рука ложится в руку, почти беззвучно, разве что раздается тихий шорох скользнувшей по коже кожи.
Поэтому эти вещи не будут вписаны в историю.
Вернее - будут пунктиром намечены в мемуарах одного из них, и если знать, как смотреть - можно увидеть.
Хотя, для справедливости стоит отметить, что глаза Лафайетта большую часть времени были закрыты, поэтому очевидцем его назвать будет трудно.

URL комментария


Пишет  TURNfan:

12. Модерн AU. Джордж Вашингтон/маркиз де Лафайетт в современном мире. Военный и артист (артист - как человек искусства).

аааааа
автор сломался и совершенно с л у ч а й н о написал модерн!ау на косарь слов. все шпиёны, везде заговоры и конспирация. как мы помним, оба были масонами. много допущений, но кого это волнует

В одно предательски солнечное утро глава американской секретной службы узнает, что ему предоставили заместителя. Заместителю, как ему сообщают, едва-едва исполнилось двадцать, но больше о нем сказать не могут ничего.
Джордж Вашингтон пребывает в холодной ярости. Ему очень, очень не нравится быть не в курсе подробностей собственной жизни.
читать дальше
Наркотики в последние полтора года затапливают Америку стремительнее, чем поднимающийся от таяния ледников Мировой Океан. И иногда начинает казаться, что бороться с этим выходит примерно так же, как с глобальным потеплением - словом, это чуть менее эффективно, чем сражение с ветряными мельницами.
По крайней мере, так кажется вечно возмущенной широкой общественности, потому что большая часть работы проводится незаметно: американские спецслужбы осторожно прощупывают в поисках головы тело этого дьявольски разросшегося синдиката. Вернее, в поисках всех голов, потому что повторения поучительной истории с лернейской гидрой никто не хочет. Для сторонних же наблюдателей выглядит это всё так, будто не делается вообще ничего.
В последние месяцы в деле начинает отчаянно мелькать новое лицо. Какой-то неуемный художник, восходящая звезда современного искусства, к которому ведет подозрительное количество нитей. Очень похоже, что парень - если не одна из голов этого чудовища, то, как минимум - крепкая шея.

Вашингтон, раздраженный последними неудачами и навязанным организацией заместителем, отправляется сам посмотреть на недавно открывшуюсь выставку - и на чудо-мальчика, на которого его подчиненные успели собрать приличное досье за последние недели.
"Восходящая звезда Европейского искусства!"
"Новое слово в современной живописи!"
"Глубокое переосмысление традиционных европейских мотивов в свете особенностей общества потребления"
Вашингтон морщится, глядя на все эти восторженные слова рецензентов. Если честно, он сомневается, что желтая точка на алом поле под помпезным названием "трансцендентность ноосферы." - больше, чем просто точка.

Он стоит со слегка поджатыми губами напротив одной из картин, рассеянно читая авторское примечание. Надо сказать, что мальчик - мастер пудрить мозги, потому что все эти его завернутые сентенции и дозированными вкраплениями умных слов (разбросанных ровно в том количестве, чтобы, не отпугивая публику, дать ощутить зрителям их интеллектуальность) выглядят почти совершенством. Бог знает, какой он художник, но манипулятор он явно славный.
- Не любите современное искусство? - произносит веселый голос откуда-то сбоку, и Джордж неторопливо поворачивает голову.
Отчаянно рыжий парень глядит на него с насмешливым, но добродушным любопытством. Правильные черты юного лица, достаточно крупный, но предельно аккуратный нос, высокие скулы - сам мсье де Ла Файет, "восходящая звезда", etc. Мсье де Ла Файет, подозрительно часто всплывающий в донесениях по самому крупному делу последних лет.
- Предположим, - честно склоняет голову Вашингтон. - Но не могу не восхититься вашим мастерством в некоторых других вопросах.
Тот шутливо кланяется в ответ, никак не комментируя неоднозначность чужих слов. Все это похоже на куртуазные любезности, под которыми спрятаны стальные клинки.
- Приятно вызывать душевную заинтересованность в людях, - отвечает Ла Файет и бросает на него короткий, почти нечитаемый взгляд. Если честно, Джорджу кажется, что с ним открыто флиртуют. Впрочем, возможно, этот человек, нестерпимо похожий одновременно на бойкую птичку и лениво растекающийся по горизонту рыжий закат, в принципе держит себя так, что у собеседника создается подобное впечатление. Самый опасный вид обаяния - демонстрация откровенного интереса к собеседнику.
- Знаете, - после краткой паузы продолжает Ла Файет (господи, ну и претенциозное же имя!), - с другой стороны, говорят, что у рыжих нет души.
Джордж молчит, едва заметно улыбаясь.
- Как один человек без души - другому, расскажите мне, зачем вы пришли на выставку, если терпеть это все не можете? - Ла Файет задает вопрос предельно спокойно, без интонаций оскорбленного творца. Разве что с неприкрытым любопытством.
- Не могу же я жить в восемнадцатом веке, - пожимает плечами Вашингтон, и даже это движение выглядит в его исполнении на удивление солидно. - Приходится ассимилироваться в современную среду.
Молодой человек смеется, а затем глядит на него, не отводя глаз. Немногие могут выдержать прямой контакт с тяжелым взглядом Вашингтона, но заносчивый мальчишка справляется до омерзения хорошо.
- Знаете, вам бы пошел восемнадцатый век. Все эти малообжитые просторы, тяжелые плащи, парики, а то и вовсе - военная форма армии Конгресса. У вас точно нет машины времени или чего-то подобного?
- Может, вы еще и в нынешних масонов верите? - с ответной полушутливой интонацией спрашивает Вашингтон, но есть в его голосе, в его взгляде, в манере держать себя что-то цепкое и тяжелое - напряжение, проскальзывающее под любезностью. Шутки шутками, но Джордж знает про него, судя по всему, всё, понимает художник. И про масонство - тоже.
Ла Файет смеется, слегка откинув голову, и мелет какую-то чушь про ЖNД0РЕПТNЛ0NД0В, и когда он так смеется - у него играют очаровательнейшие ямочки на щеках; его глаза, впрочем, продолжают исподволь наблюдать за Вашингтоном, предельно серьезно, и когда их взгляды встречаются (жесткий, внимательный, но совсем не сердитый, скорее, с легкой пеленой радостного изумления взгляд военного, встретившего достойного противника, - и второй взгляд, предельно живой, текучий, как весенняя вода, под которым явно спрятан гибкий ум), они безмолвно салютуют друг другу: мол, сэр, вы блестяще ведете светскую беседу, взглядом пытаясь снять с меня кожу.
Расходятся они, ни словом не намекнув друг другу на реальную причину их встречи. В конце концов, в нынешнее время в высших кругах принято быть джентльменом.

Через пару дней Джордж возвращается на свою самую обжитую конспиративную квартиру, которую в последние годы почти считает домом - насколько, конечно, он вообще позволяет себе считать им какое-либо место - и замирает.
В прихожей стоит большой, укрытый тканью предмет. Когда Вашингтон осторожно снимает ее, под тканью обнаруживается огромная картина. Среди пронзительно-желтого поля - одинокий широкий синий мазок, словно человек в плаще стоит под палящим, почти выжигающим все живое, американским солнцем. На плече у него - золотой росчерк эполета.
Джордж на всякий случай перегибается и бросает долгий взгляд на задник картины. А потом улыбается в пустоту квартиры, потому что сзади, намалеванное жуткой краской цвета фуксии - целое послание для него.
Начинается оно с вписанного в треугольник глаза. Вашингтону даже мерещится лукавый смешок этого юного проходимца.
"Дорогой генерал! Было очаровательно с Вашей стороны провести допрос в столь приятной форме дружеской беседы без использования пыток. В знак благодарности отправляю вам Ваш портрет, написанный в порыве вдохновения. Если ваших искусствоведческих талантов недостаточно для того, чтобы восхититься им, то хотя бы порадуйтесь тому, что я уже прошел период кубизма.
PS. +79167692415, если Вам так интересно узнать, как именно при помощи взлома с проникновением картина была любезно доставлена Вам на дом, и почему камеры не зафиксировали этого.
PPS. Касаемо темы нашей недавней встречи... впрочем, лучше просто вешайте картину, я сам найду вас на Вашем рабочем месте."
Вашингтон лениво думает о том, что надо бы сказать мальчику, что визитки можно делать и чуть менее помпезными. Думать о его роли непосредственно в работе наркокартеля ему в этот вечер не хочется.


Post Scripum:

- Сэр, прибыл ваш заместитель.
- Bonjour, je m'apelle Gilbert Lafayette. Avez-vous aimé mon cadeau?*
- Oui, - медленно произносит Вашингтон. А потом смотрит в эти бойкие молодые глаза.


Post Post Scriptum:

О том, что первоначально он внедрялся в синдикат в качестве французского агента, мсье Жильбер Лафайетт сочтет нужным сообщить только спустя полтора часа после официального знакомства.
Но с совершенно чарующей улыбкой.


_______
*Добрый день, меня зовут Жильбер Лафайетт. Понравился ли вам мой подарок?

URL комментария

запись создана: 12.08.2015 в 14:35

вот так сидишь-сидишь, чувствуя острую потребность написать пост в дайри, а писать-то его и не о чем.
сидишь @ сидишь

можно накидать, конечно, пост из отдельных вещей
например, что королю в мушкетерах ужасно идет черный цвет, а ришелье умер на двенадцать лет раньше, и ты теперь не знаешь, как вообще
что злодеи в 95% франшиз сливаются совершенно бездарно, и последний месяц ты страдаешь по этому поводу
или написать о том, что последние месяцы буквы упрямо отказываются складываться в интересные книжки, а только в какую-то дрянь, и дело в тебе, а не в книжках
что хочется в ближайшее время сходить в кино в гордом одиночестве
или что тебе до сих пор иногда вдруг посреди ровного места больно от финала наруто, к которому ты так и не припал
что шоу и рут - с каждой серией все чудовищнее, и ты даже уже не уверен, кто кого клеит

много таких обрывочных мыслей, недостаточно оформленных или важных, чтобы из них вырос целый пост
а писать пост о реале, о том, как ты ломаешь привычную жизнь, или о том, как ты не уверен в своих действиях, или о том, как ты иногда вдруг посреди улицы захлебываешься от ненависти к себе - ну зачем, были уже записи об этом, и мусолить все дополнительный раз нет никаких сил

хочется угореть по чему-то так жестко, чтобы пальцы не отлипали от клавиатуры, а в итоге ты сидишь и смотришь в несчастные полторы строчки, в которых ты написал, что ришелье мертв, а тревиль все еще жив, и больше дописать к этим строчкам нечего.

моя смена в летней школе закончилась, лежу сижу сейчас на даче, вяло досматриваю первый сезон мушкетеров (чем дальше в лес, тем больше понимаю людей с ришелье/тревиль), через пару дней поеду в москву, в цивилизацию
в летней школе было очень классно, уже нестерпимо чот хочется поехать на следующее лето, главное не растратить это желание. правда, сил писать обо всем как-то нет, но все было чудовищно прекрасно: чудесные люди, чудесные дети, еженочные попойки преподавателей, бесконечные штуки для детей - словом, две недели пролетели отлично, хотя я и устала
впрочем, кажется, я хлебнула социализации на месяц вперед, теперь хочется забиться в городе домой и гнить в фандомчиках, изредка выходя на улицу прокатиться на велосипеде

за это время меня зачислили в институт на психологию (но надо попробовать еще спросить о переводе внутри мгушечки), я вроде как рада, но на самом деле так заколебалась думать об этом, что уже вообще как-то все равно.
что еще
что еще
да ничего, на самом-то деле. досмотрела третий сезон пои, пизда. за последний месц ВЕЗДЕ встречаю дждж филда (который жон андре в терн). в остинленде, в капитане америке (!), В МУШКЕТЕРАХ (??!?)
серьезно, звезды то и дело сходятся на этой пидорской роже, плакать или смеяться я еще не решила


короче, этот бессмысленный пост призван сказать, что я вернулась из безынтернетья

смотрите че я нашла. эта штука все еще работает и можно что-то мне анонимно сказать

полупустое летнее время оставляет слишком много пространства для подкрадывающегося чувства собственной ненужности. вот за это и не люблю лето, потому что после первой недели прокрастинации во всех позах в тебя уже больше не лезет. потому что помимо нее - почти ничего и нет.
и это при том, что весь июнь у меня лета не было, так как я провела это время на практике, и мое лето длится пока от силы месяц. за это время я успела задолбаться с подачей документов и по нескольку раз съездить на обе дачи и даже припасть там к сельскому хозяйству от безысходности, но свободного времени все еще получается слишком, слишком много. блять, женя, вспомни об этих проблемах белых девочек в середине семестра.
летнее время все куда-то расползается, и важных дел почти нет, а те, которые есть, можно и отложить. остаются только книги, сериальчики и жалкие попытки самообразования, которые, на самом деле, по степени развлекательности и привлекательности для меня примерно равновесны.
впрочем, это лето разнообразнее предыдущих потому что заодно я занята острой ненавистью к себе, но это НЕВЕСЕЛО

завтра на две недели уезжаю учить детей в летнюю школу. вообще не ебу, как я буду это делать, потому что записи я свои еще не смотрела, без понятия, как это все будет организовано и смогу ли я вообще открыть рот перед школьничками. сижу среди разбросанных шмоток спокойная как удав, размышляю о том, какого еще кинишка скачать с собой ТЫ БЫ ЛУЧШЕ КОНСПЕКТЫ СВОИ ПОСМОТРЕЛА
ехать как-то ужасно не хочется, хотя, на самом деле, это должно быть клево и займет чем-то мои две недели. но мои социальные скиллы и мои заебы на тему внешности НЕ ОЧЕНЬ хорошо сочетаются с необходимостью тусить с толпой незнакомых людей.
ну
¯\_(ツ_/¯


сегодня накрыло осознание, какое я донышко в плане знания мировой (да хотя бы европейско-американской) культуры и истории. ну как бы я решительно накачала каких-то книжек, но решительно накачать и решительно начать в это вкапываться - вещи гм разные
и подозреваю я, что эти две недели я буду валяться по вечерам с фильмами марвела (которые решила наконец посмотреть) или тусить у каких-нибудь костров, а не разбираться в чем-то полезном">

приезжать после долгой паузы в с детства знакомое место, к которому прикипел минимум кусок твоего сердца - больно и страшно.
потому что всё меняется. всё.
даже если меняется незначительно и вроде бы в лучшую сторону, ты все равно вдруг оказываешься лицом к лицу с этим огромным, страшным, грохочущим миром, который катится на тебя
миром, в котором время и стабильность - вещи, которые сложнее удержать пальцами, чем воду


я на днях ездила на дачу, на которой росла всю жизнь. я ездила туда каждое лето на долгие месяцы, за исключением последних трех сезонов, и теперь я приехала туда снова

а мы переехали в тот дом, который строили всю мою жизнь на нашем участке.
а теперь мои друзья детства - мои соседи. они - двойняшки, младше меня на год, но они катастрофически выросли, они закончили уже второй курс, и я смотрю на этот соседний участок, усаженный розами (а в моем детстве там жили другие люди; они были немолоды, их забор оброс шиповник; у нее была высокая прическа и мягкая улыбка, невероятно домашняя, а у него - серая шляпа и склочный характер), со стриженным газоном, на этих взрослых людей - и я просто не знаю, как реагировать. произошла совершенно нормальная вещь, но она все равно - как удар под дых.
их бабушка умерла полгода назад, а я до сих пор помню, как ходила к ним есть арбуз, и она заставляла ковыряться в нем ножом и вилкой. а может быть ложкой - это я не очень хорошо помню, но помню ее волосы, ее улыбку и голос, и то, как она была похожа на фрекен бок. а её больше нет, и это никак не задело мою жизнь, прошло сообщением по касательной, и всё. а их должно было задеть, но у нас больше не такие отношения, чтобы мы стали поднимать эту тему.
их мама не изменилась, но неуловимо постарела. и она рассказывает мне о том, как в детстве я шарахалась от объятий. я и сейчас шарахаюсь, только теперь я знаю о себе и о ней гораздо больше. о том, сколько горя мне принес моральный абьюзер в семье, о том, что ее свекровь была для нее таким же якорем, что для меня - моя бабушка.
она спрашивает меня о мальчиках, а я смотрю в глаза этой замечательной, понимающей и уютной женщины и не могу ей сказать, что последние недели меня посещает страшное подозрение, что я даже не бисексуальна.

очень страшно приезжать и узнавать, что месяц назад мальчишка на пару лет тебя младше, тощий, с пластикой обезьянки, из пухлощекого малыша выросший в долговязого гика, выпал в москве из окна шестого этажа. нет, он жив, у него цел позвоночник и позавчера он уже упрямо сам встал и пошел в уборную, и за это на него наорала медсестра, но все равно. ты рос с этим человеком, встреча летом на даче была константой жизни, а тут - он выпал из окна.
а ты до сих пор помнишь, как когда вы уже были почти взрослыми, пару лет назад, вы играли в "правду или вызов", и всплыло, что в детстве он был влюблен в тебя. в то время, когда ты была уверена, что ты - законченный урод. это делает все еще более ирреальным.

очень странно приезжать и встречать человека, который лет в семь был вашим божком. он был всего на пару лет старше и в миллион раз харизматичней, и поэтому горстка детей из небольшого дачного поселка была (каждый на свой лад) влюблена в него. а теперь ты приезжаешь, и видишь этого человека, который для тебя всегда был как-то старше и больше, а он с тебя ростом, смешной молодой человек, и эти два года разницы теперь вообще стерлись. ты уже давно get over him, но все равно вглядываешься с интересом, ожидая понять, откуда росло то бесконечное обожание к вашему лидеру.
и - ничего не видишь.
как дела? как жизнь? учишься? работаешь?
вы ужасно взрослые и скучные, хотя еще не умеете во взрослую жизнь и все эти вопросы задаете неловко, словно примерили мамины каблуки перед зеркалом, пока она вышла в магазин за хлебом. и это "вы" - это и я тоже.

чем дальше в лес, тем больше я подозреваю, что взросление, что "взрослые" - это один из самых больших наебов нашей жизни. просто люди понимают, что становится все больше людей, которые младше них, и их вытесняет в эту зону "взрослых", хотя на самом деле они по-прежнему не слишком понимают, что это. они растеряны не меньше тех, кто вглядывается в будущее лет в семнадцать.

.

когда меня в три года спрашивали, кем я хочу быть, я отвечала, что мечтаю водить троллейбусы.
с семи до двенадцати я хотела быть переводчиком.
с шестнадцати до двадцати я собиралась быть биологом.
сейчас мне двадцать с хвостом, и я наконец точно знаю, чем хочу заниматься по жизни - эскапизмом.