сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
Артем 21:21 ладно, я тебе отвлекаю Артем 21:21 учи вышраст Женя 21:21 да нет Женя 21:21 продолжай Женя 21:21 я люблю параллельно разговаривать Артем 21:22 я тоже люблю. и поэтому знаю, сколько всего можно успеть сделать за этими разговорами) Женя 21:24 вот-вот Женя 21:24 впрочем, я всерьез и не рассчитываю подготовиться Женя 21:24 отделом больше, отделом меньше Артем 21:24 это у тебя стратегия такая? Женя 21:25 в конце концов, последние две темы я уже учила на праке хорошо Женя 21:25 нет Женя 21:25 моя стратегия Женя 21:25 в полночь начать ныть тебе Женя 21:26 ЧТО Я НИЧЕГО НЕ СДАМ Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ ААААА БОЖЕ СПАСИТЕ ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ПУСТЬ КАФЕДРА ВЫШРАСТА СГОРИТ ЗАРАСТЕТ ГИГАНТСКИМИ ЯДОВИТЫМИ ПАПОРОТНИКАМИ ГДЕ МОЙ ЗАЧЕТ АВТОМАТОМ Женя 21:26 ну и впасть в отчаяние
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
OH GOD WHY почему почему между всяких элатер и маршанций нарисовался потягивающийся и зевающий kid!ooc!modernAU!Анжольрас в пижамных штанах в цветочек СУКА ПОЧЕМУ МИРОЗДАНИЕ СТАП ИТ НАУ МНЕ НАДО ГОТОВИТЬСЯ А Я УЖЕ ХОЧУ ФИЧОК С ЮНЫМ НЕОПРЕДЕЛИВШИМСЯ БУНТАРЕМ-АНЖОЛЬРАСОМ В МОДЕРН-СЕТТИНГЕ ТРУДНЫЙ ПОДРОСТОК ДУРНО ВЛИЯЮЩИЙ НА НЕГО СОСЕД ГРАНТЕР ДОМИК НА ДЕРЕВЕ ВЕРЕВОЧНАЯ ЛЕСТНИЦА СТЕРТЫЕ ПАЛЬЦЫ СПОЛЗШИЕ БЕЗРАЗМЕРНЫЕ ПИЖАМНЫЕ ШТАНЫ ГГГОСПОДИИИИ
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
все, чуваки, срсли, можно меня ногами вперед выносить открываю ленту и на автомате вместо marizetta читаю мюзикетта и только потом доходит что ЧОТА НЕ ТО
а еще отлистала дайричку назад ну и ровно месяц назад я разрушила свою жизнь 23его марта я поставила качаться Отверженных
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
АААААААА отчим только что сказал, что скачал "Отверженных", "где они там все не по-нашему поют, может, тебе понравится". ну он немецкий учил, так что ему не пошло, сказал, что всего минут десять осилил
я с покерфэйсом ответила, что могу его целиком в лицах спеть
если вдруг кто не слышал НЕ ВКЛЮЧАЙТЕ сперва ваш мозг будет кровоточить, пока вы будете слушать, надеясь понять, как кого-то может с этого штырить потом вы почувствуете неодолимое желание включить второй разок на всякий случай может, потом вы героически уйдете но спустя пять минут, десять, день или неделю в вашей голове запоет ту мач ту мач ту мач И ТОГДА ВЫ ПРОПАЛИ ЭТО ДЕРЬМО ЗАЕСТ НАМЕРТВО ОНО ДАЖЕ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДЕТ ВАМ НРАВИТЬСЯ
ps. а вообще если убрать строку про but u wear no bra, то эта песня идеально ложится на мой хедканон модернаушки по е/р от лица Грантера
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
всио очень плохо
ближайшие дни:
Среда - зачет по вышрасту Четверг - переписка по матану, медосмотр, зачет по почвоведению Пятница - коллок по химии Суббота - зачет по зоологии позвоночных Понедельник/вторник - зачет по охране природы
4 мая - экзамен по матану 10 мая - ботаника 16 - аналит 22 - зоология
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
господи, просто уебите мне по щщам, чтобы я перестала все время убегать
я же все вижу, а строю из себя слепого непонятливого мудака. причем сама же потом и страдаю я просто боюсь серьезных разговоров ಠ_ಠ
"ты ведь поняла, что я имел ввиду, когда сказал, что Егор мне сказал, что боится, что мешает нам, т.к. таскается везде с нами?"
вы не знаете, каких мне сил стоило держать непринужденный покерфэйс, когда он действительно мне сказал об этом а потом еще и внезапно поднял этот вопрос, но это уже было в интернете, это вот сообщение, которое курсивом
ГОСПОДИ ДА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ЭТО ВООБЩЕ ЕДИНСТВЕННОЕ В ЧЕМ Я РАЗБИРАЮСЬ Я ЖЕ НАБЛЮДАЮ ЗА ЛЮДЬМИ ЗА ИХ ЭМОЦИЯМИ ЯСЕН ПЕНЬ Я ПОНЯЛА О ЧЕМ И ОН И ТЫ ПРОСТО Я КРИПУЮ НОРМАЛЬНО ПОГОВОРИТЬ
блядь, да я же ненавижу себя
пусть этот заевший в голове момент с понуро и устало опущенной головой служит мне упреком нельзя же так
Грантер строит свою жизнь числами. Просто потому что ему так нравится; он делает это в обход сознания. Грантер - человек-спонтанность.
Третьего мая Курфейрак знакомит его с Анжольрасом - оба ищут соседей, чтобы снимать пополам квартиру. Анжольрас встряхивает волосами, загибает пальцы, перечисляя правила совместного проживания, то и дело хмурит брови, а Грантер молча глядит на него оцепенелым взглядом круглых темных глаз и не говорит ни слова. Лишь кивает в конце и осторожно пожимает его руку.
Грантер не говорит с ним в первое время вообще. Внимательно смотрит, благодарно кивает, когда ему наливают по утрам кофе или дотаскивают пьяного до комнаты, он беспрекословно записывает его телефон и слушает, как о чем-то пылко говорит Анжольрас, а сам в это время тихо звякает ложечкой о стенки своей кружки, размешивая в кипятке три кубика сахара. За невысоким окном вонзается щепкой в небо Эйфелева башня. Грантер говорит с Анжольрасом глазами.
Анжольрас первое время удивляется немоте, строит версии: стеснительность, заикание, аутизм, немота, контузия. Список растет, а ясности не прибавляется, только Курфейрак хмыкает на его вопросы и рассеянно пожимает плечами: "повезло, обычно он то еще трепло". Впрочем, он неплохой сосед, и это главное, так ведь?..
Вечером четвертого июня Грантер приходит пьяным в дым, в руках у него огромная коробка и пачка бумаги. Анжольрас вздыхает и помогает ему разуться, а тот глядит на него сверху вниз совершенно чумным лихорадочным взглядом. Он всегда, когда пьян, глядит так, что начинает тревожно сосать под ложечкой, беспричинно и глупо.
Пятого июня в их тесной квартирке с голубыми, короткими по подоконник, занавесками происходит локальная революция. - Кофе будешь? - доносится до Анжольраса сквозь сон, пробивается вместе с тусклым утренним светом под веки. Голос хрипловатый, живой, плещущийся и вибрирующий. - Ферр? - сонно бормочет он, зарываясь носом в подушку. - Ты? - Нет, - фыркает некто. - Так тебе варить? Тот обреченно мычит, мечтая, чтобы его отпустили обратно в вязкую муть снов, и его оставляют в покое. Он почти соскальзывает в цветную кисельную реку, когда до него доходит. Он поднимает голову и рассеянно моргает, оглядываясь, и глаза режет - он не выспался, разрабатывал добрых полночи агит-компанию. В комнате стоит едва уловимая смесь запахов мыла, масляных красок и перегара. Пятого июня исполняется тридцать три дня с тех пор, как они живут бок о бок.
Грантер каждый день признается ему в любви. Хватает его ладони, шутливо бросает "Аполлон, пошли на свидание", смеется и жмурится; оставляет на столе записки со стихами рваного ритма; пьяно лопочет о том, что в его голове взрываются вселенные при взгляде на него. Чаще всего все звучит как глупая шутка, и подается так же. Анжольрас морщится и устало вздыхает - он верит, что тот просто дразнит его, действует на нервы, капает кислотой на слизистые. Грантер вечно делает что-то, чтобы бесить окружающих - кашляет на Жоли, задает Комбеферу вопросы, от которых у того трещит голова, подтрунивает над упертой гетеросексуальностью Прувера. В шутку то и дело зовет его "любовь моя", а Анжольрас злится - он считает подобные вещи серьезными, ему кажется, что от постоянного пренебрежительного повторения слова обесцениваются. Он не обращает внимание на тот факт, что подобное произносится строго раз в день, не больше и не меньше. Он слушает интонации и контекст, Грантер же просто считает. Один. Десять. Сто пятнадцать. Двести девяноста семь.
Триста пять. Однажды Грантер пропадает - не приходит ни на следующее утро, ни днем, ни ближе к вечеру. У Анжольраса отчего-то все валится из рук, сам он раздражителен и умудряется разбить тарелку по невнимательности. Впервые за последние года три, кажется. Все вроде нормально - Грантер знает, кажется, пол-Парижа, Грантер любит спонтанно куда-то срываться, так что может быть где угодно и с кем угодно. В полном порядке, получать удовольствие от жизни. Больше всего его злит тихое, гложущее изнутри легкое беспокойство и чувство ожидания, которое он не желает себе объяснять. Он пытается читать античных философов, но строки смазываются перед глазами. Телефон грызет вибрацией столик, и Анжольрас на автомате открывает прилетевшую смс. "Je t'aime, Apollo" Он зло швыряет телефон обратно, тот печально светит экраном, в то время как Анжольрас прикрывает глаза и с необъяснимым облегчением засыпает. Последней мыслью становится та, что его раздражает глупое прозвище. На часах горит 23:59.
На дворе воскресенье начала мая, Анжольрас на кухне сидит с нетбуком, обсуждает по интернету очередной намечающийся митинг. В распахнутое окно струится парижская душная весна. Грантер прихлебывает из огромной кружки крепкий зеленый чай и цепко разглядывает Анжольраса, набрасывает карандашом портрет из колких линий на случайной бумажке. Потом комкает ее, отбросив карандаш, так что Анжольрас, услышав шуршание, поднимает на него задумчивый взгляд. Грантер глядит прямо и твердо, снова немного оцепенело, как и год назад, при знакомстве. Беззвучно артикулирует губами: "люблю тебя", а затем словно теряет всякий интерес - взгляд его гаснет, он встает и уходит к себе. Тот не знает, а на самом деле это триста тридцать третий раз.
Анжольрас вообще многого не знает. Например о том, что каждый вечер Грантер складывает по три бумажных журавлика, начиная с пятого июня, дня, когда он первый раз сказал Анжольрасу. На триста шестьдесят шестой день их совместного проживания он складывает последнего, из лазурной бумаги, и ставит на верх коробки, которую привычным движением выуживает из-под кровати.
Следующим утром мир Анжольраса тускнеет. Грантера нет. Вообще нет, нигде, никак, словно его стерли ластиком из мироздания. Он не болтает ногой, сидя на кухне, не пристает и не вертится под ногами; его комната пуста, его вещей нет, а мобильный не отвечает. Друзья на вопросы о нем молчат, словно вообще не знают такого, или вешают трубку. Курфейрак было начинает что-то говорить, но быстро спотыкается на полуслове и лишь гудит в трубку: "я не понимаю, о чем ты". Анжольрас испытывает облегчение: больше не будет несносных выходок. Анжольрас ощущает тревогу: а все ли в порядке? Анжольрас понимает, что квартира безжизненна, а воздух подозрительно сер. Такое ощущение не описывается словами. Вечером он забредает в комнату, в которую за этот год заглядывал не больше полусотни раз. Под кроватью белеет уголок забытого листа - Анжольрас цепляет его пальцами и без удивления обнаруживает свой портрет. Только вот на нем - ни слова приписки, и он чувствует какое-то жгучее разочарование. Он упорно не формулирует для себя ничего. На столе стоит большая коробка из белого картона, та самая, которую Грантер притащил год назад, и это - единственная память о владельце. Она неаккуратно перевязана бечевкой, а на крышке стоит, оттопырив стрелки-крылья, голубой бумажный журавлик. Анжольрас тянет за веревку и осторожно открывает ящик. Его взгляд теряется в море маленьких одинаковых белых птичек, заполняющих коробку по самый верх. Он чувствует себя смертельно уставшим и непривычно потерянным.
Анжольрас перебирает всех общих знакомых, несколько дней обзванивает друзей и уже почти пытает их. Грантер. Где Грантер. Куда делся Грантер. Вы что-то скрываете.
Он бредет по улочкам Парижа, и ноги сами выносят его к дому Мариуса - он уже всерьез подумывает начать спрашивать всех при личной встрече. На лавочке в тесном дворике перед его домом сидит смуглая темноволосая девушка в кожаной кепке и, подобрав под себя ногу, складывает маленький бумажный листочек. Анжольрас стоит и тупо глядит, как ловко движутся ее пальцы, как выворачиваются острые крылышки из бумаги. - Что ты делаешь? - хрипло интересуется он. Девушка поднимает на него темные глаза - а у Грантера они темнее и живее - и рассеянно улыбается. - Говорят, если сложить ровно тысячу журавликов, то твое желание сбудется. Грантер такой идиот, что у него могло хватить ума, понимает тот. В кармане его джинсов лежат обрывки голубой бумаги. Он понятия не имеет, какое у того могло быть желание, но приходит к выводу, что, судя по всему, оно сбылось, раз тот сорвался с места, не попрощавшись. - Что ты загадала? - неожиданно даже для себя спрашивает он, прежде чем уйти окончательно. - Как что, - улыбается она, - все наши желания так или иначе о любви, - взгляд ее скользит по окнам верхнего этажа, но мысли Анжольраса слишком заняты, чтобы тот вспомнил, что это этаж Мариуса.
Анжольрас понимает, что не знает о Грантере ничего: где тот учится или работает, с кем пьет... вообще ничего. Только то, каковы на ощупь его пальцы, как пахнет от пенисто-кудрявых волос и как тот морщит нос, когда смеется. Он решает, что ничего непоправимого не произошло. Незаменимых людей не бывает. Ничто не вечно.
Уже в середине мая он готов лезть на стены от гложущей его тоски.
Семнадцатого мая он выходит на балкон и вываливает на улицу содержимое коробки, и ветер подхватывает белый бумажный снег, разносит по улице. Он берет куртку и выходит на улицу, чтобы идти, куда глаза глядят. Разодранный голубой журавлик все еще лежит в кармане его брюк.
Через три часа в каком-то узеньком переулке он видит у невысокой витрины художественного магазина до боли знакомый зеленый пиджак и копну черных кудрей, и сердце его проваливается не в пятки даже - под мостовую куда-то. Он не окликает его, сперва подходит вплотную и цепко хватает за запястье, и Грантер вздрагивает, смотрит на него огромными глазами, в которых читается страх пополам с удивлением. - Тебя где носило? - тихо и зло спрашивает Анжольрас. Грантер упрямо молчит, и тот пытается успокоиться, делает глубокий вдох. - Оно того стоило хотя бы? - уже почти спокойно спрашивает он, но все кажется ему картонным. - Что стоило? - хлопает глазами тот. - Твое желание, - он достает из кармана обрывки голубой бумаги, и Грантер бледнеет. - Исполнилось? Тот мотает головой. - Тогда почему же ты ушел? - недоуменно хмурится он. - Не сказал ни слова, а я же волнуюсь. - Волнуешься? Ты? - Я, - твердо говорит Анжольрас и отпускает чужое запястье, чтобы взять в руку ладонь. - Я привык к тебе. - Привык? - его тонкие губы неуловимо кривятся, а рука пытается высвободиться. - Я тебе надоел? - По-твоему, человек, которому ты больше трехсот раз сказал, что любишь его, может надоесть? - Ты опять за свои шуточки. - Шуточки? Ты считаешь все это шуточками? - он выглядит оскорбленным и даже отворачивает лицо, выворачивая руку из цепкой хватки. - Ты же такой умный, так почему же ты настолько слеп? - горько интересуется он. - Я... - Знаешь, что я загадал? Я сейчас скажу, и тогда оно точно не сбудется, - с похоронным весельем прибавляет он. - Это же суеверия, - пожимает тот плечами. - Так что ты загадал?.. - Тебя.
Белый журавлик насасывает воду из лужи, в которую принес его ветер, и бумага сереет. За три квартала от него Грантер цепляется пальцами за рубашку Анжольраса, сжимая того в судорожных обьятиях. Обоим понадобится еще время на окончательное осознание себя и произошедшего - может, три дня, а может, и все тридцать три... не так уж важно, потому что три минуты назад для обоих началось что-то новое. Новое, сложное и многообещающее.
самый пиздец заключается в том, что когда я как раз дописала кусок с переворачиванием коробки, мне написали "люблю тебя" вроде в контексте шутки, но потом был довольно скользкий разговор около того же, и если бы я так не тормозила... но это я сама уже виновата, потому что ситуация-то была
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
я люблю куда-то спонтанно срываться, но в последние дни я превзошла себя
в пятницу нам с егором и артемом было вместе из метро выходить, причем егору еще было болтаться до вечера не пойми где в итоге мы втроем гуляли с шести до десяти
вчера я приползла домой, и тут меня саша с соней позвали другой вопрос, что когда я добралась, уже пора было расходиться, да и мы не нашлись, так что я просто одна побродила
сегодня в десять утра я приняла решение и рванула с парой человек в крекшино правда, мы там уныло готовились к зачетам, но все равно
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
ну чо кину сюда, пусть висит Е/Р, кэмп!аушка
читать? Грантеру семнадцать, и в таком возрасте нормальных людей в лагерь не отправляют. Но он же трудный подросток, родители только рады избавиться от него. Так что вот он здесь - голубой потолок небольшого домика, лимонадная жара и марлевая сетка от комаров на окне. Вокруг шумят и распаковываются остальные, все младше него и глупее, все они - галдящие кривоногие подростки с прыщами и комплексами, которым в голову бьет дурь пополам с несублимированными желаниями. Впереди три месяца бесконечного лета, в которые он твердо планирует умереть со скуки.
В первый же вечер Грантер случайно забредает в чужой домик, потому как все они для него на одно лицо. Позади, на большой поляне, трещит костер, по лицам пляшут желто-черные тени, блестят глаза, и чистый голос белокурой девочки звенит в густой тишине, сливаясь с перебором гитары. Козетта поет и глядит своими круглыми глазами на царапающего струны негнущимися от волнения пальцами мальчика со встрепанными волосами, а тот, кажется, и вовсе не помнит, как надо дышать. И глядит в ответ. Но это все за стеклом, за марлевыми занавесками, в елово-звездном куполе летнего вечера, а Грантер вступает в совсем другие сети - в тишине и темноте пустого домика он находит свою гибель и своего бога. Посреди кровати, заваленной недоразобранными вещами, уронив предплечье на лоб, дремлет его ровесник. С чистой кожей и ясным лицом, со светлыми встрепанными волосами и вздернутым упрямым подбородком. Грантер делает медленный шаг назад, но что-то в самой глубине его души уже твердо знает: поздно. Бежать уже слишком поздно.
Грантер смеется и тащит Эпонину на плечах, а та заливисто хохочет, откинув назад коротко стриженную голову и взбрыкивая загорелыми ногами. Она - единственная сносная девчонка на весь лагерь, по мнению Грантера, только она совсем ею не выглядит. В ее гардеробе шорты из небрежно обрезанных джинсов мужского кроя, клетчатые рубашки, в которых она тонет, и кепки. А еще она знает про Анжольраса, потому как тот живет в комнате с ее обожаемым Мариусом. Она может бесстыже влезть в окно мужской спальни ночью, она нарушает все мыслимые правила, она ходит воровать кукурузу на поля соседей-фермеров. Она может рассказать Грантеру про Анжольраса очень много, но сперва ему приходится заслужить это. "Удиви меня," - улыбается она, и на ее загорелом лице появляются ямочки, темные глаза ее задорно блестят. Она прекрасно видит, какими голодными и больными глазами глядит Грантер на своего Аполлона. Большой Р, как прозвали его, благодарен ей за понимание и за то, что она никогда ни о чем не спрашивает. Даже в тот раз, когда она влезает в домик Мариуса и случайно спотыкается о сидящего на полу у одной из кроватей Грантера. Собственно, так они и знакомятся.
На седьмой день Грантер все же знакомится с Анжольрасом. Большой Р развлекает стайку девиц, восторженно глядящих на него, смешливого и взрослого, чрезвычайно опытного, если верить его рассказам. Он жестикулирует и заразительно смеется, мурлычет что-то своим текучим густым голосом и шагает спиной вперед, чтобы не терять зрительного контакта с покорным стадом. Солнце тонет в пенистых черных кудрях, Грантер развлекается. Эпонина сидит на толстой ветке старой яблони, растущей на берегу, и с ухмылкой глядит на представление - она поспорила, что Большому Р не по силам повторить подвиг Гамельнского крысолова. Ее крепкие зубы задорно вгрызаются в неспелое кислое яблоко, от которого смешно сводит челюсть, а сама она с восторгом глядит, как Грантер пятится к озеру, и глупые курицы покорно шагают за ним. Если он заставит хоть одну из них в одежде зайти в воду, она расскажет ему, что Анжольрас совсем не умеет пить. Если умудрится затянуть всех - что он совсем не интересуется девушками. Грантер делает еще один широкий шаг назад, доски самодельного пирса скрипят под его босыми пятками. Он спотыкается о сидящего с книгой на мостках Анжольраса и они оба летят в прохладную июньскую воду. На поверхности озера желтой пылью вяло колышется пыльца поздно зацветших деревьев. Грантер быстрее приходит в себя и встает на ноги, подает руку Анжольрасу прежде, чем успевает понять, кто это отплевывается от горьковатой воды. - Привет, - протянув ладонь, заявляет Большой Р, улыбается тонкогубой задорной улыбкой, мокрый и сияющий, и Анжольрас молча принимает помощь. И, глядя в темные глаза, забывает высказать все, что собирался. Его любимая книга тихонько утыкается уголком в илистое дно, а над поверхностью озера творится волшебство, которое замечает только Эпонина - она видит такие вещи. Грантер понимает, что просто смотреть издалека ему теперь будет недостаточно. - Приходи вечером, я постараюсь извиниться, - коротко сообщает он и отпускает мокрую узкую ладонь.
Он не приходит. Анжольрас не приходит в этот вечер. Грантер пытается отвлечься, пытается уснуть, но после отбоя все же не выдерживает, и тихонько пробирается в окно чужого домика, неловко задевая цветы на окне. Он долго колеблется, глядя на беспокойно спящего Анжольраса, а когда все же кладет пальцы ему на плечо, то вздрагивает: кожа у него горячая и липкая, а дыхание кажется зловеще отрывистым. Большой Р склоняется над ним и касается мокрого неприятно горячего лба губами, проверяя, не померещилось ли. У Анжольраса серьезный жар.
Мсье Мадлен поспешно отправляется проверить Анжольраса, и Грантер тоже собирается уходить из комнат воспитателей, но второй из них, строгий мсье Жавер просит его задержаться на пару слов. Его цепкий взгляд останавливается на обеспокоенном лице воспитанника: - Это похвально, что вы волнуетесь за товарища, - кивает он, сидя за столом, и со зловещим бульканьем роняет в кипяток кубик сахара. Тот шипит, а Грантеру кажется, что сейчас в кипяток будут бросать его самого. - Но, насколько я помню, вы живете в разных спальнях, и что вы делали вне своей после отбоя... Грантер с вызовом глядит Жаверу в глаза, стоя около стола, за которым еще недавно сидели оба воспитателя за ночным чаепитием. - Все ясно, - кивает Жавер и отставляет чашку. - Ваши родители предупреждали о ваших дурных наклонностях. Ваше счастье, что вы не додумались пробраться к девушкам, - в его глазах, однако, и без того читается приговор. Грантеру в голову ударяет что-то, и он ухмыляется, вспомнив то, с каким лицом Жавер глядел на Мадлена, как пару раз за эту неделю мягко клал руку на его плечо. - Вы тоже по ночам чай не в одиночку пьете, - он глядит с вызовом, и что-то в лице Жавера меняется. - Вон отсюда, - тихо и веско произносит он. Большой Р окончательно уверен, что сделал правильные выводы.
Когда на следующее утро Грантер вваливается в домик Анжольраса, Мариуса и еще пары человек, то его Аполлона там нет. Его кровать смята и пугающе пуста, так что у Большого Р сердце проваливается, ухает в пустоту. - А где?.. - он, обычно такой многословный, лишь беспомощно поводит руками. - Его изолировали, - сообщает Мариус равнодушно, и эта безучастность царапает сердце Грантера, - у него ветрянка высыпала. - Ветрянка? - облизывает пересохшие губы тот. Остальные лишь кивают в ответ.
- И снова привет, - ухмыляется Грантер, появляясь на пороге комнаты с рюкзаком. Анжольрас сидит по-турецки на кровати с книгой, бледный, с тенями под глазами, а на лбу и на шее у него распустились алые первоцветы ветряной оспы. И даже с ними он выглядит так, что у Грантера пальцы на ногах против воли поджимаются. - Что ты здесь делаешь? - внимательно глядит на него тот. - Я тоже плохо себя чувствую, - пожимает плечами тот, но улыбается больно радостно. - Мне только что температуру мерили. - Ты-то? Болен? - фыркает Анжольрас и прикрывает книгу. - Ртом грел? - Обижаешь, - морщится Грантер, - йод с сахаром, все чин чинарем. Анжольрас улыбается и сообщает, что один бы он тут загнулся от скуки. И тактично не спрашивает, зачем тот все это устроил.
АПД все пишут, одна я ничего никак раз нц не написалась - это знак свыше, фик будет больше с:
кусокГрантер созерцает белеющий в сумраке потолок, лениво вслушиваясь в далекие птичьи крики, и ему кажется, что он попал в рай. После целого дня разговоров и дурачеств с Анжольрасом он чувствует себя неприлично счастливым. Он чувствует, что ему позволили прикоснуться к чему-то огромному и ослепительно светлому - Грантер теперь помнит, как тот морщит нос, когда пытается не чесать болячки, помнит, как в минуты задумчивости постукивает указательным пальцем по подбородку, и знает, что тот ненавидит запах цветущей сирени. Из таких мелких кусочков разноцветного стекла и складывается удушающее счастье сопричастности. Большой Р поднимается со скрипучей кровати и босиком бредет до соседней, на которой спит Анжольрас; влажные от жары голые ступни неприятно прилипают к полу. Он стоит и смотрит, смотрит, смотрит... Взгляд его плавно скользит по уже до боли знакомым чертам, он мысленно рисует грубый набросок сухой кистью. У Грантера есть план. Он любит действовать спонтанно, но импровизация не всегда хороша. Именно поэтому на дне рюкзака покоится пузатая бутылка дешевого портвейна. Крепко, быстро, в голову. Он усаживается на чужую кровать, поджав под себя ноги, и принимается ждать, словно большая хищная кошка в засаде, и внутри у него сворачивается тугая пружина. Ждать он умеет.
Это их крепость, мир, в котором их двое - Анжольрас и Грантер, роза и оберегающее ее Чудовище, роза и отвратительный баобаб, который мечтает дотянуться до нее, пустить свои узловатые корни в землю рядом. Когда он прокручивает в голове свои планы, ему и впрямь кажется, будто он собирается осквернить цветок. Но у него нет сил противостоять разрушительной мощи собственных желаний. Это мир на двоих, убежище - домик, в который всего дважды в день заходит врач и меряет им температуру. А потом они остаются один на один. Анжольрас, Грантер и спрятанная в рюкзаке бутылка портвейна.
Грантер поднимает себе температуру и успешно проходит вечерний осмотр. - Доброй ночи, мальчики, - сочувственным тоном желает добродушная врачиха и гасит свет. Тигры приходят ночью.
Анжольрас сидит с ногами на кровати, откинувшись на стену спиной, и читает при свете ночника. Неширокий круг желтого света выхватывает половину его лица, кладет жесткие угольные тени, и Грантер жадно глядит на выступающую из мрака левую скулу и вызолоченные кудри. Он валяется на своей половине комнатки в полной тишине и темноте, затаившись, жадно разглядывает свою жертву и свое божество - тот слишком хорош и слишком чист; обращать его на свой липкий путь - преступно, понимает он. Но он также понимает, что если кто-то другой толкнет Анжольраса, то сам он просто не выдержит этого зрелища. Куда проще испортить все самому, испортить, а потом с облегчением сказать: я так и знал. Грантер ненавидит свое слабоволие, но он чертовски устал страдать и ждать, когда на него посмотрят. Поэтому он запускает руку в рюкзак и пальцы его с обкусанными ногтями смыкаются на узком горлышке бутылки. Тихий глухой бутылочный звон звучит увертюрой к началу событий.
- Тишина это хорошо, - безапелляционно заявляет Грантер, усаживаясь в ногах чужой кровати, пружины скрипят, прогибаясь под чужим весом. - Но тут чересчур тихо, - он бесцеремонно захлопывает книгу, покоящуюся в руках Анжольраса. Тот внимательно глядит в ответ, и на доли секунды Большого Р прошибает отчаянный страх, что тот все прекрасно понимает. Но Анжольрас морщится, разрушая наваждение: - Я не буду, я вообще против употребления молодежью... - начинает он, глядя на бутылку в руках приятеля. - А ты сам-то пробовал? - перебивает его Грантер, а его пальцы в это время ловко отвинчивают крышку. - Нет, - морщится тот и зачарованно смотрит, как этот ненормальный делает мелкий глоток прямо из горла, как дергается острый кадык на птичьей шее. Грантер ему симпатичен, даже больше того, пугающе больше - с пары встреч так не попадает и не западает. Но человек с такой дикой харизмой и не может не нравиться. А вот его система ценностей кажется ему сомнительной. - Но я не считаю ну... - он пытается гнуть свою линию, но стоит сидящему напротив улыбнуться и разомкнуть губы, и четко выстроенная баррикада разумных доводов рушится, разлетается в щепки словно под ударами тяжелой артиллерии. - Ты должен знать, против каких ветряных мельниц борешься, - улыбается диковатой улыбкой Большой Р, горло ему обжигает горячка алкоголя. И, прежде чем Анжольрас успевает возразить, тот набирает в рот глоток побольше, а затем резко подается вперед и прижимается к чужим губам. Тот рефлекторно приоткрывает рот, и в губы ему текут ручейки портвейна из чужого рта. Большая часть проливается на одеяло и рубашку, расползается коричневатыми пятнами с терпким запахом. Анжольрас рефлекторно сглатывает и закашливается с опаленным горлом, отстраняется, диковато глядит на него. Зрачки у него огромные и бездонные. - Зачем? - спрашивает он и облизывает липкие губы. Где-то в пищеводе у него разгорается уголек алкогольного зарева. - Зачем ты это делаешь? Осознание произошедшего сворачивается клубком в мыслях и соскальзывает обжигающей кометой вниз, царапая огненными когтями живот и пах изнутри. Память о касании губ заставляет запоздало вздрогнуть. Грантер тяжело вздыхает и выключает лампу, затем придвигается ближе и проникновенно начинает говорить тихим вибрирующим голосом, а Анжольрасу хочется уцепиться ногтями за простыню, потому что на него накатывает волна беспричинного страха. Сердце екает, оно точно знает: сейчас что-то будет. - Мне плохо. Очень, очень плохо, - веско говорит Грантер, и его слова подобны тяжелым и гладким камням, тянущим ладони. Они так же тяжело падают в тишину, как черепашьи яйца в песок. - Ты чем-то болен?.. - встревоженно и до отвратного участливо интересуется Анжольрас, разыгрывая идиота, но Грантер шикает на него и продолжает, протянув вперед руки и обхватив ими его лицо: - Тебе просто не повезло напороться на такое чудовище. Хочешь ты того или нет, но тебе не деться от меня никуда, - он отводит руку и нашаривает на холодной простыне лед бутылочного стекла. - Лучше просто пей, тебе будет гораздо легче. Скругленное горлышко тычется ему в губы, и Анжольрас выдыхает: так и правда будет лучше, он тоже это понимает. Он борется за права меньшинств, хоть и сам не уверен до конца, что к этим меньшинствам принадлежит. Он не может упустить шанс определиться окончательно, потому что еще ни разу взвешенному и вдумчивому Анжольрасу так не хотелось, чтобы с ним что-нибудь сделали. "Что-нибудь" - это очень обтекаемо, но он не может конкретизировать. Он закрывает глаза и делает глоток. На самом деле это замаскированный шаг в пропасть.
Они пьют сосредоточенно, в тишине, по очереди передавая друг другу бутылку. И потом пропасть разверзается.
Грантер отставляет портвейн на прикроватный столик и цепко берет Анжольраса за запястья, прежде чем податься вперед и неуклюже прижаться к его губам своими. Тот совершенно не удивлен, оба они не удивлены: странное понимание снизошло на обоих, безмолвное, общее и непроизносимое. Анжольрас лишь крепко зажмуривается и сжимает пальцы в кулаки: началось. Он думает о том, что, должно быть, ему стоит тоже каким-то образом участвовать, отзываться, а не сидеть истуканом, но собственное тело и разум кажутся абсолютно ватными. Поэтому он просто приоткрывает рот, пуская жадный язык Грантера, и не понимает, как дышать и почему он до сих пор жив. Пах наливается постыдной свинцовой тяжестью, когда его губы прикусывают и осторожно подхватывают зубами. Он отрывается от чужого лица, откидывая голову, словно выныривает после затяжного погружения в соленую морскую воду, дышит через рот, а к его беззащитно открытой шее жмутся чужие горячие губы. Между лопаток продирает льдом, когда в первые секунды кажущийся ледяным язык скользит по кадыку, а кожу опаляет теплое хмельное дыхание. Он понимает, что такими темпами кончит еще до того момента, как с него стащат майку. Анжольрас терпеть не может, когда трогают его шею, он чувствует себя в такие моменты беззащитным и атакуемым, но когда его шеи касаются _так_, он посылает свои принципы ко всем чертям, потому что что-то перекручивает у него внутри, а он сгорает от стыда - физиология дает о себе знать, тело предвкушающе и беспомощно ноет.
Грантер понимает, что все летит к чертям. Он собирался подпоить Анжольраса и воспользоваться его беспомощностью и тем, что наутро тот ничего не вспомнит. Он собирался позволить себе смело прикоснуться к чужим рукам и лицу, осторожно поцеловать, чтобы вбить в свою память все это, спрятать как сокровище. И отступить. Не больше того - больше он себе позволить не может, этого бы он себе не простил. Но хмель ударил ему в голову, так что перед глазами все немного плывет, а мир цветет гипертрофированной насыщенностью. Анжольрас мотает головой, высвобождая ладони из его захвата, перекидывает тяжелые и неуклюжие в опьянении руки через его плечи, сам наваливается, жадно и беспорядочно целует его лицо короткими поцелуями: теплый подбородок, лоб, скулы и рот - целует так наивно и просто, что сердце ноет. Целует, бестолково жмется тяжелым телом, так что Грантера ведет. Он такой вариант даже не рассматривал, и сейчас он теряется в этой лихорадке разбалансированных прикосновений и чуть слышно стонет. Потому что у недотроги-Аполлона, кажется, сорвало тормоза - его длинная ладонь сжимает ткань чужих джинсов в районе паха, а сам он трется о его бедро. Мир спутывается в ватный горячий комок асинхронных и бестолковых прикосновений, сужается до границ двух сцепившихся тел. У Грантера даже есть опыт, другой вопрос, что он все равно не готов к тому, что происходит. Опыта, конечно, кот наплакал - пара минетов, и все по пьяни, с людьми, которых он не любил. Но это все неважно, совсем неважно - Анжольраса он боготворит, и потому не может с ним вот _так_. Чудовище должно обратно забиться в свою нору, оно и так слишком долго глядело на солнце. Ему теперь будет, что вспоминать. Он совершает чудовищное усилие и скатывается с кровати, оставляя Анжольраса беспомощно цепляться за воздух. Сердце ему дерут когтями не кошки даже - волки. Он бы продал душу или почки, чтобы остаться, отдал бы самое дорогое... Только вот самое дорогое - прямой и чистый взгляд Анжольраса, направленный на него, сам он, весь, целиком, какой есть; и им он пожертвовать не может.
Анжольрас потерянно глядит на него из темноты: тот тяжелой тенью бродит по комнате - негнущимися пальцами забирает бутылку, сваливает в раззявленный рюкзак вещи и шатким шагом покидает дом. Только сперва подходит еще раз, нависает над кроватью и тихо говорит: - Прости, - его глаза тяжело блестят, - будь уверен, больше я не позволю себе подобного. А у него даже нет сил кивнуть, что уж там говорить про попытки остановить. Когда дверь хлопает, его рука сама тянется к штанам, и он устало всхлипывает, давая себе волю. Изгибается, тоскливо утыкаясь носом в подушку, и тяжело дышит в духоте комнаты, голова наливается свинцовой тяжестью. И, конечно, жалкое самоудовлетворение не идет ни в какое сравнение с тем, что так многообещающе начиналось пару минут назад.