сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
Обзорам:
текст из ниоткуда вникуда, написанный исключительно ради того, чтобы почесать себе накуренный вместе с парой других грешников плотбанни. гилти плежа и ничего больше, ноль обоснуя и предыстории, драббл-переросток про то, как оби-ван решил поэпатировать консервативную рабовладельческую публику демонстративной фамильярностью с рабом.
автор: лейтенант касатка
фандом: sw (приквельная трилогия)
пейринг: оби-ван/энакин
рейтинг: пг-13
падаван!энакин (но уже взрослый), они с оби-ваном участвуют в некой миссии, в которой вынуждены войти в доверие к рабовладельцам. традиционное ау с миссией под прикрытием, регретую ничто.
тысяча слов
В этом месте рабы - не только предмет торгов и бесплатная рабочая сила, рабы - еще и статусная вещь; определенные рабы. Мальчики, девочки и рыбки для утех, как шутит Энакин (у него такая неуловимо страшная улыбка, когда он шутит про рабство, что Оби-Ван даже не одергивает его) - по крайней мере, шутит до тех пор, пока не становится ясно, в каком именно качестве ему придется сопровождать своего мастера.
- Ты младше, Энакин, - мягко говорит Оби-Ван, понимая, что его падавана может всерьез задеть эта тема. Впрочем, это послужит хорошим испытанием и уроком. - Поэтому это единственная возможная расстановка ролей.
Когда им оказывается пора отправляться на встречу с крупными работорговцами, Оби-Ван разводит немного краски из сухого пигмента карминового цвета, чтобы нанести символическую метку на кожу Энакина - такие положено каждое утро рисовать себе тем, кого держат при себе воротилы бизнеса в качестве наложников. Чтобы никто не вздумал положить глаз на чужую собственность - и чтобы день за днем напоминать тем о шаткости и неприглядности своего положения. Потому что вживленный под кожу чип почти не дает о себе знать, а часть удовольствия - именно в униженном положении без надежды на лучшее.
Оби-Ван обмакивает два пальца в алую краску и медленно чертит ими маленький круг на высоком чистом лбу Энакина, сидящего перед ним на коленях. Краска, маслянистая, прохладная, слегка подтекает, окрашивая кожу алым.
- Не морщи лоб, - тихо говорит Оби-Ван, довершая символ.
Непривычно молчаливый Энакин кивает, поджав губы.
Переговоры - поначалу осторожные, как танец опасных животных, встретившихся на крохотной территории, - проходят хорошо и на переговоры походят мало. У Оби-Вана для этих людей предложение настолько крупное (и абсолютно фальшивое), что негоже сразу переходить к делу, и сперва все предпочитают друг к другу присмотреться. Поэтому встречаются в почти неформальной обстановке и берут с собой своих любимых невольников - тех, из категории статусных, с красными метками на лбу, которые рассматриваются как красивые и ценные любимые вещи.
Энакин покорно сидит у ног Оби-Вана на каменном полу, опустив глаза на пестрый отделочный материал - не из излишней скромности, понимает Оби-Ван, а чтобы не взорваться, потому что от Энакина сквозь волны Силы прорывается такой гнев, что Оби-Вану почти весело. Только что все эти люди осыпали Энакина комплиментами - вернее, хвалили они Оби-Вана, признавая тот факт, что он урвал себе славную игрушку, - и Энакин вот-вот вспыхнет от гнева. Ни капли смущения в душе Скайуокера нет, что самое примечательное.
Поразительное бесстыдство.
Энакин выныривает из своих мыслей только когда чувствует, как Оби-Ван нетерпеливо тянет за тонкую декоративную цепочку, присоединенную к его ошейнику.
"Поднимись", - мысленно просит его Оби-Ван и шлет ободряющий импульс через Силу. - "Сейчас устроим им маленькое развлечение".
Энакин поднимается так отзывчиво и вышколено, что попросту гордится собой. И теряется только тогда, когда понимает, что учитель зачем-то тянет его на себя и усаживает себе на колени.
Он сперва замирает в руках учителя - напряженный, неподатливый, не понимая, что происходит, и вдруг чувствует, как теплая широкая ладонь Оби-Вана ложится ему на поясницу поверх толстых складок одежды и поглаживает, успокаивающе, медленными плавными движениями. Когда-то однажды учитель такими же мягкими, но более сильными касаниями разминал ему нывшую от экстремальных перегрузок спину.
Энакин вспоминает, как чувствовались горячие руки кожа к коже, скользкое масло и тихий, успокаивающий глубокий голос, и нынешние движения теперь тоже начинают казаться ему достаточно... волнительными.
Больше всего дыхание перехватывает от того, что он сейчас сидит у учителя на коленях, прямо на глазах у всех этих важных шишек и их измученных рабов, и все эти люди жадно смотрят на них, а еще все они верят, что Оби-Ван в свободное время спит с ним. И что сейчас Оби-Ван с вызовом демонстрирует, что плевать хотел на заведенные правила общения с рабами, что он достаточно смел и своеволен - а значит, может оказаться действительно хорошим дельцом, если так же смел в этой области.
Но в голове Энакина сейчас стремительно проносятся все те картины, что собравшиеся могут рисовать себе; картины, что он сам иногда видит в своем пылающем воображении, в некоторых снах, в которых учитель касается его руками, губами, зубами - везде. В которых Энакин задыхается от чужих поцелуев и рвется дарить свои, со всем своим нерастраченным энтузизмом, от которого кровь шумит в ушах и хочется ртом жадно искать чужого тела.
Сейчас Энакин помнит главное правило: не делать ничего кроме того, что ему прикажут напрямую. Никаких вольностей, никакой инициативы, хотя бы на этот раз, Энакин.
Энакин не собирается нарушать приказов - потому что он хорошо помнит, что бывает с упрямыми и непослушными рабами. Поэтому он просто расслабляется в знакомых надежных руках, словно он млеет от внимания своего господина - что ж, тут Энакину почти не приходится притворяться - а потом, под действием адреналина начинает незаметно ерзать на чужих коленях. И видит, как лоб Оби-Вана прорезает сердитая вертикальная морщинка между бровей.
Энакин понимает, что, кажется, это и правда действует, и потому во рту у него моментально пересыхает от волнения. А потом, шумно выдохнув через нос, он продолжает, совершенно не вслушиваясь в то, что несут собравшиеся вокруг представители других или смежных рас, докучать ему.
Оби-Ван словно невзначай подается чуть вперед и шепчет ему на ухо пугающе спокойно:
- Прекрати, Энакин, - последнее имя состоит почти целиком из шелестящего выдоха, и Энакину опаляет ухо жарким дыханием; светлая, выгоревшая в неуловимую рыжину борода щекочет мочку его пылающего уха.
Ах так, думает он. Ах так.
Энакин ухмыляется себе под нос своей самой маленькой, самой чудовищной усмешкой, и поводит бедром, потираясь уже откровенно именно о чужой стояк; словно говорит "я в курсе, мастер". И почти с детским восторгом ловит то самое выражение на лице Оби-Вана, которое проступает только тогда, когда учитель откровенно жалеет, что глупых, заносчивых, непокорных мальчишек нельзя ставить в угол на горох на колени, как делают на некоторых отсталых, но чертовски разумных планетах.
Интересно, думает Энакин, думает ли тот сейчас про голые колени?
Но Оби-Ван продолжает обсуждать с советом состояние рынка, словно всё под контролем. Господи, да он всегда делает вид, что всё под контролем.
Энакин знает, что тот будет зол на него после встречи - и, господи, как же он любит это.
Когда всё заканчивается, и они неспешно покидают зал - Энакина демонстративно тянут за декоративный ошейник, словно в наказание, - Оби-Ван вжимает его в стену, чуть ли не встряхивает за плечи:
- Ты мог всё испортить, - говорит он устало и раздраженно. - Я думал, ты хоть в подобной ситуации проявишь благоразумие.
- Вам ходить ничего не мешает? - участливо интересуется Энакин вместо оправданий. Нападение, как известно...
Лицо у Оби-Вана ничего не выражает - как эталон джедайского самообладания. Но Энакин понимает, что в этот раз победил.
- Я продам тебя в наложники хаттам, с твоими-то бурлящими гормонами, - с угрозой обещает Оби-Ван напоследок и молча разворачивается, чтобы уйти.
Энакин с остервенением трет длинным рукавом свой перепачканный краской лоб и с победной улыбкой - пока никто не видит - шагает за мастером вслед в их апартаменты с единственной кроватью. Конечно, еще есть ложе на полу для раба - но что-то Энакину подсказывает, что имеет смысл бороться за место в постели.
Впереди еще очень долгая миссия.
текст из ниоткуда вникуда, написанный исключительно ради того, чтобы почесать себе накуренный вместе с парой других грешников плотбанни. гилти плежа и ничего больше, ноль обоснуя и предыстории, драббл-переросток про то, как оби-ван решил поэпатировать консервативную рабовладельческую публику демонстративной фамильярностью с рабом.
автор: лейтенант касатка
фандом: sw (приквельная трилогия)
пейринг: оби-ван/энакин
рейтинг: пг-13
падаван!энакин (но уже взрослый), они с оби-ваном участвуют в некой миссии, в которой вынуждены войти в доверие к рабовладельцам. традиционное ау с миссией под прикрытием, регретую ничто.
тысяча слов
В этом месте рабы - не только предмет торгов и бесплатная рабочая сила, рабы - еще и статусная вещь; определенные рабы. Мальчики, девочки и рыбки для утех, как шутит Энакин (у него такая неуловимо страшная улыбка, когда он шутит про рабство, что Оби-Ван даже не одергивает его) - по крайней мере, шутит до тех пор, пока не становится ясно, в каком именно качестве ему придется сопровождать своего мастера.
- Ты младше, Энакин, - мягко говорит Оби-Ван, понимая, что его падавана может всерьез задеть эта тема. Впрочем, это послужит хорошим испытанием и уроком. - Поэтому это единственная возможная расстановка ролей.
Когда им оказывается пора отправляться на встречу с крупными работорговцами, Оби-Ван разводит немного краски из сухого пигмента карминового цвета, чтобы нанести символическую метку на кожу Энакина - такие положено каждое утро рисовать себе тем, кого держат при себе воротилы бизнеса в качестве наложников. Чтобы никто не вздумал положить глаз на чужую собственность - и чтобы день за днем напоминать тем о шаткости и неприглядности своего положения. Потому что вживленный под кожу чип почти не дает о себе знать, а часть удовольствия - именно в униженном положении без надежды на лучшее.
Оби-Ван обмакивает два пальца в алую краску и медленно чертит ими маленький круг на высоком чистом лбу Энакина, сидящего перед ним на коленях. Краска, маслянистая, прохладная, слегка подтекает, окрашивая кожу алым.
- Не морщи лоб, - тихо говорит Оби-Ван, довершая символ.
Непривычно молчаливый Энакин кивает, поджав губы.
Переговоры - поначалу осторожные, как танец опасных животных, встретившихся на крохотной территории, - проходят хорошо и на переговоры походят мало. У Оби-Вана для этих людей предложение настолько крупное (и абсолютно фальшивое), что негоже сразу переходить к делу, и сперва все предпочитают друг к другу присмотреться. Поэтому встречаются в почти неформальной обстановке и берут с собой своих любимых невольников - тех, из категории статусных, с красными метками на лбу, которые рассматриваются как красивые и ценные любимые вещи.
Энакин покорно сидит у ног Оби-Вана на каменном полу, опустив глаза на пестрый отделочный материал - не из излишней скромности, понимает Оби-Ван, а чтобы не взорваться, потому что от Энакина сквозь волны Силы прорывается такой гнев, что Оби-Вану почти весело. Только что все эти люди осыпали Энакина комплиментами - вернее, хвалили они Оби-Вана, признавая тот факт, что он урвал себе славную игрушку, - и Энакин вот-вот вспыхнет от гнева. Ни капли смущения в душе Скайуокера нет, что самое примечательное.
Поразительное бесстыдство.
Энакин выныривает из своих мыслей только когда чувствует, как Оби-Ван нетерпеливо тянет за тонкую декоративную цепочку, присоединенную к его ошейнику.
"Поднимись", - мысленно просит его Оби-Ван и шлет ободряющий импульс через Силу. - "Сейчас устроим им маленькое развлечение".
Энакин поднимается так отзывчиво и вышколено, что попросту гордится собой. И теряется только тогда, когда понимает, что учитель зачем-то тянет его на себя и усаживает себе на колени.
Он сперва замирает в руках учителя - напряженный, неподатливый, не понимая, что происходит, и вдруг чувствует, как теплая широкая ладонь Оби-Вана ложится ему на поясницу поверх толстых складок одежды и поглаживает, успокаивающе, медленными плавными движениями. Когда-то однажды учитель такими же мягкими, но более сильными касаниями разминал ему нывшую от экстремальных перегрузок спину.
Энакин вспоминает, как чувствовались горячие руки кожа к коже, скользкое масло и тихий, успокаивающий глубокий голос, и нынешние движения теперь тоже начинают казаться ему достаточно... волнительными.
Больше всего дыхание перехватывает от того, что он сейчас сидит у учителя на коленях, прямо на глазах у всех этих важных шишек и их измученных рабов, и все эти люди жадно смотрят на них, а еще все они верят, что Оби-Ван в свободное время спит с ним. И что сейчас Оби-Ван с вызовом демонстрирует, что плевать хотел на заведенные правила общения с рабами, что он достаточно смел и своеволен - а значит, может оказаться действительно хорошим дельцом, если так же смел в этой области.
Но в голове Энакина сейчас стремительно проносятся все те картины, что собравшиеся могут рисовать себе; картины, что он сам иногда видит в своем пылающем воображении, в некоторых снах, в которых учитель касается его руками, губами, зубами - везде. В которых Энакин задыхается от чужих поцелуев и рвется дарить свои, со всем своим нерастраченным энтузизмом, от которого кровь шумит в ушах и хочется ртом жадно искать чужого тела.
Сейчас Энакин помнит главное правило: не делать ничего кроме того, что ему прикажут напрямую. Никаких вольностей, никакой инициативы, хотя бы на этот раз, Энакин.
Энакин не собирается нарушать приказов - потому что он хорошо помнит, что бывает с упрямыми и непослушными рабами. Поэтому он просто расслабляется в знакомых надежных руках, словно он млеет от внимания своего господина - что ж, тут Энакину почти не приходится притворяться - а потом, под действием адреналина начинает незаметно ерзать на чужих коленях. И видит, как лоб Оби-Вана прорезает сердитая вертикальная морщинка между бровей.
Энакин понимает, что, кажется, это и правда действует, и потому во рту у него моментально пересыхает от волнения. А потом, шумно выдохнув через нос, он продолжает, совершенно не вслушиваясь в то, что несут собравшиеся вокруг представители других или смежных рас, докучать ему.
Оби-Ван словно невзначай подается чуть вперед и шепчет ему на ухо пугающе спокойно:
- Прекрати, Энакин, - последнее имя состоит почти целиком из шелестящего выдоха, и Энакину опаляет ухо жарким дыханием; светлая, выгоревшая в неуловимую рыжину борода щекочет мочку его пылающего уха.
Ах так, думает он. Ах так.
Энакин ухмыляется себе под нос своей самой маленькой, самой чудовищной усмешкой, и поводит бедром, потираясь уже откровенно именно о чужой стояк; словно говорит "я в курсе, мастер". И почти с детским восторгом ловит то самое выражение на лице Оби-Вана, которое проступает только тогда, когда учитель откровенно жалеет, что глупых, заносчивых, непокорных мальчишек нельзя ставить в угол на горох на колени, как делают на некоторых отсталых, но чертовски разумных планетах.
Интересно, думает Энакин, думает ли тот сейчас про голые колени?
Но Оби-Ван продолжает обсуждать с советом состояние рынка, словно всё под контролем. Господи, да он всегда делает вид, что всё под контролем.
Энакин знает, что тот будет зол на него после встречи - и, господи, как же он любит это.
Когда всё заканчивается, и они неспешно покидают зал - Энакина демонстративно тянут за декоративный ошейник, словно в наказание, - Оби-Ван вжимает его в стену, чуть ли не встряхивает за плечи:
- Ты мог всё испортить, - говорит он устало и раздраженно. - Я думал, ты хоть в подобной ситуации проявишь благоразумие.
- Вам ходить ничего не мешает? - участливо интересуется Энакин вместо оправданий. Нападение, как известно...
Лицо у Оби-Вана ничего не выражает - как эталон джедайского самообладания. Но Энакин понимает, что в этот раз победил.
- Я продам тебя в наложники хаттам, с твоими-то бурлящими гормонами, - с угрозой обещает Оби-Ван напоследок и молча разворачивается, чтобы уйти.
Энакин с остервенением трет длинным рукавом свой перепачканный краской лоб и с победной улыбкой - пока никто не видит - шагает за мастером вслед в их апартаменты с единственной кроватью. Конечно, еще есть ложе на полу для раба - но что-то Энакину подсказывает, что имеет смысл бороться за место в постели.
Впереди еще очень долгая миссия.
МНЕ НЕ ПОЛЕГЧАЛО
ПРИШЛА И ЗДЕСЬ СКАЗАТЬ, КАКОЙ ЭТОТ ТЕКСТ КЛАССНЫЙ
УЖАСНО
УХ
ДВАЖДЫ
лучшее, что я видел
запретите меня,
я хоть жить начну