вы не поверите

[lieutenant-kasatka]

я ебал девятый вал. уехала я значит на дачу на пару дней. и что? и где я? и вот я опять что-то написала.

автор:  лейтенант касатка
фандом: Johnathan Strange & Mr Norrell
персонажи/пейринги: Ласселз/Чилдермасс; Грант(/)|Стрендж; Норрелл|Стрендж; Эмма/Арабелла; Чилдермасс/Сегундус почти все намеком и большинство в одностороннем порядке
от автора: получился венок виньеток. тот же принцип, что и у венка сонетов, где последняя фраза служит первой для следующего отрывка.
все смешалось в доме облонских. таймлайн разный, от канона до пост-канона (но выстроен хотя бы по нарастанию), сериальные и книжные детали оказались перемолоты одной мясорубкой (фирма женя на даче в час ночи). регретуй ничто, пиши все


1.

Судя по всему, вечер обещает быть долгим.
- Вам не кажется, что для простого слуги вы слишком многое себе позволяете? - Чилдермасса настигает неожиданный оклик в полутемном коридоре дома мистера Норрелла. От природы приятный голос Ласселза, оказывается, умеет выражать такую откровенную неприязнь, что режет по ушам, как скрип острого предмета по стеклу.
- Вот как? - оборачивается Джон, с выражением лица скучающего натуралиста глядя на приближающегося к нему Ласселза. Тот останавливается вплотную, всем своим видом выражая угрозу, и теперь их разделяет всего несколько сантиметров.
- Советую вам убраться с дороги, - продолжает тот. - Вы больше не нужны мистеру Норреллу, он теперь респектабельный человек, и не нуждается в ваших... услугах, - последнее слово он практически выплевывает и глядит своими расширенными в полумраке коридора зрачками. Чилдермасс утверждается в собственной догадке: это не просто передел территории, мистера Норрелла или влияния, это кое-то еще. Он узнает этот взгляд, он успел повидать некоторые вещи до своей службы у волшебника.
- Мне кажется, дело несколько в другом, - почти мягко говорит Чилдермасс, подпустив хрипотцы в голос, и, подняв руку, медленно проводит пальцем по линии нижней челюсти Ласселза. Тот вздрагивает и едва заметно бледнеет, делая шаг назад. Чилдермасс подается еще немного вперед и вкрадчиво спрашивает:
- Нравится, да? - в его голосе все откровеннее пробивается издевка. - За это-то ты меня и ненавидишь, - констатирует он теперь уже очевидное. Впрочем, за эти месяцы и по косым взглядам можно было догадаться, если в тебе чуть больше чуткости к таким вещам, чем в зарывшемся в книги волшебнике.
Ласселз уже почти шипит и захлебывается злостью:
- Убирайся из этого дома. Ты здесь не нужен. Ни мистеру Норреллу, ни мне.
Он похож на голенастого лягушонка, ставящего ультиматум змее. Будь у него лезвие, он бы явно не погнушался прижать его к сонной артерии Джона. Чилдермасс смотрит на происходящее так холодно и с таким равнодушным отчуждением, что Ласселз злится только сильнее, кажется, вот-вот плюнет, особенно когда тот приподнимает бровь в ответ на окончание фразы.
Чилдермасс на секунду прикрывает глаза и представляет красивую голову этого скользкого типа фарфоровой. И то, с каким скребущим похрустыванием он мог бы пройтись по ее осколкам, будь у него ботинки на каблуках.
- Очень занимательная беседа, мистер Ласселз, но мне пора.
Тот вскидывается, намереваясь возразить, задержать, но Чилдермасс уходит в тень, растворяется, и Ласселз зло колотит кулаком в стену, услышав насмешливое "Дела сами себя не сделают", таящее эхом в воздухе.
Когда Норрелл недовольно выглядывает из библиотеки в мрачный коридор, он видит угловатую фигуру Ласселза, который стоит, прижав костяшки к губам. Будто глубоко о чем-то задумался.
Волшебник рассеянно пожимает плечами.

2.

Волшебник рассеянно пожимает плечами.
- Мерлин, ты меня вообще слышишь? - переспрашивает майор Грант, встревоженно вглядываясь в осунувшееся лицо Джонатана. Тот кивает, как не слишком умело сделанная кукла, а потом неохотно размыкает губы, подняв на него свои воспаленные глаза:
- Хватит звать меня Мерлином, - в охрипшем от долгого молчания голосе Стренджа слышится бесконечная усталость.
Колхауну всегда было больно смотреть на людей, впервые попавших на войну. Не на неотесанных рядовых, полных суеверий, а на умных и образованных людей, которые после первых же серьезных действий словно ломаются, как карманные часы, поймавшие шальную пулю. И Джонатан в этом плане ничуть не лучше, да и досталось на его долю больше других - за другими хотя бы не приходят мертвецы, из зловонных ртов которых доносится вой адского пламени.
Самоуверенный, немного себе на уме и слишком импульсивный волшебник, который так раздражал поначалу Гранта, сломался у него на глазах, и теперь он только и может спросить, когда тот в последний раз спал. И Джонатан отвечает ему что-то не слишком определенное, хотя по его внешнему виду ответ напрашивается сам собой: спать тот последние несколько суток не может.
- Тебе надо напиться, - констатирует Грант. - До беспамятства, чтобы ты смог уснуть. И тебе надо уйти с этой чертовой мельницы, она же из тебя буквально душу вынимает.
Стрендж улыбается кривой асимметричной усмешкой, хотя выражение лица у него по-прежнему отсутствующее.
- Я не могу заставить их замолчать. Я не могу дать им умереть. Я не могу перестать их слышать.
Майор Грант, которого послали отыскать волшебника, тяжело вздыхает и опускается рядом с ним на грязные доски прямо в своей чистой форме.
- Завтра днем мы снимаемся и идем дальше, - сообщает он. - И ты тоже должен отправиться, - он достает флягу с каким-то крепким пойлом и, отвинтив крышку, практически прикладывает к губам Джонатана. Тот послушно берет ее своей рукой и запрокидывает голову в долгом глотке. И еще. И еще.
По старой мельнице разносится острый запах достаточно крепкого спирта.
- Когда ты последний раз ел?
- Позавчера.
- Тогда через полчаса ты будешь спать как младенец. Очень пьяный младенец, - подумав, уточняет Грант. А потом злится, потому что Джонатан, еще пару недель назад раздражавший его своей инфантильностью, теперь даже не пытается улыбнуться.
У Джонатана выражение лица все сильнее напоминает лица мертвых неаполитанцев, только еще более усталое, и у Колхауна против воли сжимается сердце. Особенно когда он видит в полумраке отдельные серебряные нити в волосах Стренджа.
- Иногда мне снились кошмары, но я просыпался, и Арабелла была рядом, - горько говорит тот. - Хотя я не уверен, что с нынешними бы она справилась.
Они некоторое время сидят в молчании, а потом Стрендж неуверенно говорит:
- Кажется, я могу попробовать уснуть.
Он неуверенно, шатко откидывается на небольшую кучу соломы, на которой они сидят, и зажмуривается так крепко, будто увидел что-то страшное. А потом вслепую нашаривает своими горячими спотыкающимися пальцами руку Гранта, сжимает его ладонь, бормоча что-то, из чего четко можно различить лишь одно:
- Спасибо.
Грант мысленно чертыхается. Пьяный и разбитый волшебник вызывает в нем слишком много сострадания и расположения. Слишком.
Когда он пытается высвободить руку из пальцев уснувшего Стренджа, потому что чувствует себя жалким в роли сиделки после этих разговоров о жене, которую тот так любит, Джонатан вздрагивает, и вцепляется во сне в его пальцы с такой силой, с какой грудной ребенок цепляется за игрушку, которую пытаются у него отнять.
Тогда Грант просто устало прикрывает глаза и ложится рядом в своем запыленном мундире, практически на голые доски, потому что жалких клочков сена с трудом хватает даже Стренджу, и обещает себе, что уйдет через час, когда тот уснет крепче.
Они спят мертвым сном почти до рассвета.

3.

Они спят мертвым сном почти до рассвета и не видят снов, потому что больше видеть их они не умеют. Но Эмма просыпается по утрам раньше и идет в комнату третий месяц гостящей у нее Арабеллы, чтобы оберегать её сон.
Арабелла в эти дни выглядит счастливой - насколько может выглядеть счастливой женщина, муж которой бродит за зеркалами, - но леди Поул все равно боится, что той будут сниться дурные сны об Утраченной Надежде. Ее полы, ее стены, ее бесконечный вальс, в котором Эмма кружилась ночами, а бедная Арабелла - без конца, даже не помня, кто она такая. Тогда, глядя в приветливые, не узнающие ее глаза, Эмма поняла, что не видела ничего страшнее и горче в своей жизни, и теперь каждое утро боится увидеть такой же взгляд. Она боится, что ее опять забудут, опять забудет тот единственный человек, который так отчаянно пытался протянуть ей руку помощи в далекие дни после её воскрешения.
Она готова сражаться за Арабеллу с любым, кто опять попробует причинить ей боль, и в первую очередь ей приходится бесконечно и безнадежно бороться с тенью Джонатана. Джонатана нет уже больше года, он бродит Дорогами Короля в компании этого Норрелла, но Белла все еще ждет его, все так же спокойно и уверенно, как ждала и полгода, и год назад, и все та же мягкая и слегка укоризненная улыбка появляется на ее губах.
Только иногда она грустит, вспоминая Утраченную Надежду, но без той злости, с которой это делает Эмма. Эмма до сих пор ненавидит танцевать.
Впрочем, в один из вечеров сэр Уолтер Поул входит в гостиную собственного дом и видит, как его жена медленно кружится в танце с Арабеллой Стрендж, потому что совсем не вспоминать они не могут. Их танец похож на беззвучный плач, и обе молчат, с отрешенными лицам, словно глядящими в пустоту. Или в стены другого места.
От такого зрелища по спине пробегают мурашки.

На следующее утро миссис Стрендж - Эмма ужасно не любит думать о ней под этим именем - открывает глаза, просыпаясь. Первые секунды, как обычно, смотрит растерянно, будто и правда не узнает (и в эти секунды каждое утро сердце леди Поул почти разбивается вдребезги), а потом благодарно улыбается.
- Не стоит так беспокоиться. Со мной все давно уже в порядке. И я провела там куда меньше времени, - говорит она и накрывает бледную ладонь Эммы своей. - Сейчас мне ничего не снится по ночам. Никогда. Мне и раньше редко снились дурные сны, - неожиданно добавляет Арабелла, опустив глаза и нахмурившись. Затем она в своей особой манере облизывает губы, чуть склонив голову набок и глядя на собственные беспокойно мнущие край одеяла пальцы. - И Джонатан всегда будил меня, прогоняя их.
Эмма лишь едва заметно поджимает губы. Она уже говорила Арабелле, что думает по поводу Джонатана и его холодной мужской магии, ради которой он бросил такую удивительную женщину. А та лишь улыбается в ответ, будто так и надо.
Будто не понимает.
Объяснять некоторые вещи иногда не стоит.

4.

Объяснять некоторые вещи иногда не стоит.
Например, как устроена дружба, основанная на равенстве. До таких вещей необходимо доходить самому.
Норрелл честно пытается жить той жизнью, которой раньше ему жить не доводилось - жизнью, в которой у него есть друг. Не ученик, не соперник, не покровитель и не слуга, а кто-то равный, над кем у него нет власти и у кого нет власти над ним. Если честно, по ощущениям больше всего это напоминает головокружение, подобное тому, которое испытываешь, стоя на краю обрыва и понимая, что тебя ничто не держит. И еще - странное удовлетворение, хотя, мистеру Норреллу до сих пор кажется, что только законченный болван будет радоваться таким вещам.
Его по-прежнему невероятно пугает то, что с Джонатаном их теперь ничто не связывает: ни его власть как учителя, ни обязанности, ни-че-го кроме заклинания Вечной Ночи, которое почему-то не кажется ему гарантией того, что Джонатан останется с ним. Это неправильно сработавшее невероятно сильное заклятие кажется Гилберту Норреллу самой хрупкой вещью на свете, и он в душе ужасно боится того момента, когда они его разрушат. И - ждет, с легкой тенью тревожного предвкушения, потому что вдруг - вдруг - окажется, что их держит вместе вовсе не заклинание, не книги и не род деятельности?
Но когда Джонатан высказывает свою новую теорию о том, что можно попробовать сделать, Норрелл по старой привычке разносит идею в пух и прах, хотя прекрасно понимает, что с нынешним положением дел, чтобы не закончить еще одним разрывом, он так делать не должен. И очень надеется, что тот не распознает его действий, потому что он же сказал - я больше не боюсь. И он будет пытаться вести себя соответствующе, ему просто нужно время.

Джонатан терпеливо глядит, как Гилберт Норрелл учится в свои весьма немолодые годы тем вещам, по которым не написано четких руководств. И ждет, когда же тот поймет, что отсутствие жесткой связи между ними как раз и обеспечивает стабильность их дружбы. Что даже без заклятия Вечной Ночи ничего существенно не изменится, и в таком деле, как человеческие взаимоотношения, не нужна дополнительная подстраховка.
Что люди имеют обыкновение общаться с людьми просто потому, что им это так или иначе доставляет удовольствие.
Что неопределенность будущего не так уж страшна. В новых, грядущих главах истории английской магии остается все меньше места для одиночек.

5.

В новых, грядущих главах истории английской магии остается все меньше места для одиночек. И собрание волшебников, на которое Чилдермасс приводит Винкулюса - лучшее тому подтверждение.
В конце вечера Джон Сегундус собирается с духом и подходит к Чилдермассу. Тот кивает ему, как старому знакомому, и Джон приободряется. Наступает новая эпоха, и ей не помешают новые связи.
- Одно время отношения у нас не ладились, - начинает Сегундус. - Как только мы решили открыть школу, вы приехали от имени Норрелла высказать его возмущение. Как только мы учредили приют для людей, лишившихся душевного равновесия, то во многом именно по вашей вине у нас кончились пациенты, - он улыбается, стараясь не выказать легкой неуверенности.
Чилдермасс лишь едва заметно усмехается, но смотрит спокойно, не возражая и не отталкивая.
- Но теперь, когда вы больше не состоите на службе у мистера Норрелла, а магия вернулась в Англию, я надеюсь, что мы сможем работать вместе. По крайней мере, заниматься магией без конфликтов.
Сегундус решительно протягивает ему руку. Тот глядит в ответ насмешливым, но удивительно мягким взглядом, и ровно за секунду до того, как Джон собирается разочарованно опустить ладонь, возвращает пожатие в ответ. Чилдермасс не джентльмен, и подобные упражнения в вежливости его только забавляют, но Джон думает совсем не об этом, неожиданно вспоминая тот день, когда вслепую вел этого человека в комнату леди Поул за руку. Тогда его ладонь была такой же шершавой и горячей, и он помнит это слишком, слишком хорошо.
- Я уверен, мистер Сегундус, мы найдем общий язык.
Чилдермасс одаривает его таким нечитаемым взглядом, что Джону против воли хочется поежиться. И - узнать невысказанное продолжение этой фразы.
Судя по всему, вечер обещает быть долгим.



господи когда ж отпустит-то