с меня
3.40, Анжольрасу снятся эротические сны о Грантере Исполнение 2
Как обычно, почти все меня пронзили, но все равно
Анжольрас просыпается с непривычной в последнее время легкостью в теле и чувствует себя до невозможности довольным жизнью.
Ровно до тех пор, пока не обнаруживает на своих штанах заскорузлое пятно в области паха и пока на него не накатывают воспоминания.
Душная темнота сна, обжигающие прикосновения рук и еще чего-то влажного, кажется, рта, собственные стоны и... голос. Низкий, тихий, хриплый, похожий на голос Грантера.
В мокрых снах нет ничего постыдного и необычного, твердо решает Анжольрас, к этой мысли он пришел еще в пубертатный период, когда с ним частенько случалось подобное.
Только в этот раз ему снилось не абстрактное женское тело. Совсем не абстрактное и уж точно не женское.
Он закрывает лицо руками - волна удушающего стыда ударяет в голову, и никакое самовнушение не помогает ему успокоиться.
Все нормально, они уже почти год живут бок о бок, он просто привык к его присутствию в своей жизни.
Все нормально, бисексуальная ориентация сейчас никого не удивляет.
Все норма...
Он понимает, что ничего не нормально - стоит ему вспомнить шепот из сна и прикосновения, как пах наливается свинцовой тяжестью, причем прогнать лицо и руки Грантера из своего воображения у него упорно не выходит.
- Доброе утро, - мрачно здоровается он, входя на кухню. Грантер сидит, как ни в чем не бывало, размешивает сахар в кружке и глядит в окно.
- Почему так мрачно? - интересуется он, и откладывает ложечку на стол.
- Мне снился кошмар, - пожимает плечами Анжольрас и ловит себя на том, что слишком внимательно разглядывает перемазанные в акриле пальцы соседа. Длинные пальцы с широкими суставами и узкими фалангами.
Он взбрыкивает головой, словно отгоняя назойливые мысли, и садится напротив, насыпает в кружку растворимый кофе.
- А я очень давно уже вовсе не вижу снов, в глухую сплю, - жалуется Грантер, сосредоточенно вылавливая из кружки чайный пакетик. - Именно поэтому мне вечно во всякие дурацкие королевские ночи доставалось, - он тяжело вздыхает и отрешенно глядит на то, как с пакетика обратно в кружку падают последние капли.
Анжольрас наблюдает за болтающим Грантером, а его воображение, кажется, устраивает революцию. В голову лезут мысли о том, как бы тот мог выглядеть возбужденным.
Тронутые горящими пятнами скулы. Встрепанные больше обычного вихры, передними прядями липнущие ко влажному лбу. Приоткрытые губы.
Грантер замолкает, потому как Анжольрас с нечитаемым выражением лица разглядывает его рот.
- У меня там что-то есть? - спрашивает он и тыльной стороной ладони трет губы. Они от этого едва заметно краснеют, и тот мысленно отмечает это.
- Нет, - качает головой Анжольрас, - там ничего нет, - "ничего, что могло бы меня интересовать".
В голове назойливо, словно собака, ожесточенно ловящая свой хвост, крутится мысль о том, что линия рта между губ похожа на галочку чайки, как обычно рисуют дети. Наверное, именно поэтому острозубая улыбка выглядит так задорно.
Анжольрас резко встает и идет собираться.
- Кстати, - доносится его приглушенный голос из соседней комнаты, - я сегодня на ночь останусь у Курфейрака, мы с ним... - Анжольрас на этом месте умолкает, и у Грантера тревожно сосет под ложечкой, так что он спешит продолжить за соседа:
- У вас там опять революция и другие великие планы? - он просто не хочет слышать возможного продолжения фразы.
"Мы с ним отличные друзья"
"Мы с ним спим"
"Мы с ним вместе"
- Вроде того, - поспешно соглашается тот.
Грантер прекрасно понимает, что он - просто сосед, который может приготовить поесть и с которым можно разделить арендную плату. Но уж никак не постель или, тем более, душу.
Ему ловить нечего, поэтому приходится удовлетворять свои потребности самому.
Или есть еще один, куда более тревожный вариант - Анжольрас мог проснуться и почувствовать, как сегодня тот приходил к нему под покровом ночи, одержимый и безумно уставший от накопившегося за год внутреннего напряжения. Он пришел украсть всего один невесомый поцелуй, а в итоге...
Он утешал себя только тем, что никто бы не устоял на его месте: высеребренные лунным светом кудри, острые тени, выхватывающие черты лица, приоткрытые губы - тот выглядел как спящий бог, честное слово.
Он просто не сдержался.
Судя по тому, как напряженно его разглядывали за завтраком и как не хотели возвращаться в квартиру, второй вариант кажется ему вполне возможным.
У Курфейрака маленькая однушка далеко от центра, причудливая, с небольшим балкончиком, на котором цветет целый сад - Прувер, у которого сейчас в квартире ремонт, первым делом заботливо раздал свой цветник друзьям, и теперь раз в три дня забегает проверить.
- Ну что, - фыркает Курфейрак, для которого известие о ночевке стало неожиданным, - Tu l’as voulu Georges Dandin!*, - он делает широкий жест в сторону старого дивана. Единственной мягкой горизонтальной поверхности в его доме. - Могу утешить только тем, что он раскладывается, и спать валетом не придется.
- Не на полу, и на том спасибо, - задумчиво бормочет грызущий карандаш Анжольрас, хмуря лоб и вчитываясь в текст очередной поправки к нашумевшему закону. Вчитывается до рези в глазах, но смысл упорно ускользает от сознания, потому что мысли его заняты совсем не тем.
Он не знает, как бы мог сегодня вернуться в квартиру к Грантеру - утром ему хотелось провалиться под землю, когда тот глядел на него в ответ. Анжольрас утешал себя мыслями о нормальной физиологии, но это не слишком-то помогало - ей-Богу, лучше бы он был куском мрамора.
С другой стороны, Анжольрас ловит себя на том, что ему и здесь неуютно - он очень, очень давно уже не ночевал вне дома. Еще одна проблема заключается в том, что под понятие "дом" раньше попадал исключительно одноэтажный домик в пригороде Парижа, в котором он жил с родителями в детстве.
Когда и как в это понятие сумел влезть неряшливый, скептичный, падкий на развлечения Грантер, он не имел понятия. Конечно, тот умел восхитительно готовить - это заметил даже Анжольрас, питавшийся по принципу "поставили перед ним - поел, убрали - перестал есть", - но этого же было недостаточно? Из его комнаты вечно несло химическим запахом красок, раздавался треск абсолютно отвратительной музыки, он то и дело приползал домой в хлам пьяным и лез обниматься и клясться в вечной любви...
Анжольрас сглатывает - он вовсе не уверен, что в следующий раз так же мужественно переживет приставания Грантера. Может не спасти даже отталкивающий стойкий запах алкоголя.
Он трясет головой и еще раз пытается прочесть ту же самую строчку.
В голове пульсирует мысль о том, что запахи его квартиры кажутся ему гораздо более родными и приятными, чем эти, теплые и уютные.
- Курф, спаси меня, - бормочет он, и больше всего ему хочется, чтобы ему хорошенько надавали по голове.
- Что? - удивленно глядит на него приятель.
- Ничего, - вздыхает тот, переборов секундную слабость и откладывая карандаш, - разбуди меня завтра пораньше, чтобы я доработал, сейчас голова никакая просто.
Курфейрак давно и крепко спит.
Анжольрас, лежащий рядом, долго ворочается на незнакомом старом диване с острыми пружинами, прежде чем его, наконец, начинает клонить в сон. Он почти проваливается в блаженную темноту без видений, как тут ему мерещатся обнимающие его поперек тела руки, жмущаяся к его спине грудь и теплое дыхание в шею сзади, так что по телу простреливают мурашки.
- Нет, - мысленно стонет он и прибавляет как-то жалостливо, - Грантер, пожалуйста...
Мысли вязкие и сонные, и он долго пытается выбрать, как закончить: "пожалуйста, не мучь меня" или "пожалуйста, не сегодня". Сознание то и дело уплывает, непослушное, язык ворочается с трудом, и мысль о том, что глупо просить свое подсознание, маслянистой пленкой затягивает поверхность сна.
Но руки исчезают.
Кажется, это маленькая победа разума над телом.
Анжольрас просыпается сам, когда низко еще висящее над зубчатым городским горизонтом солнце сизыми лучами только припорашивает подоконники.
Курфейрак в одной майке и каких-то диких цветов шортах стоит посреди цветущего балкона и курит. Когда он оборачивается, обычно жизнерадостный и искрящийся идеями, то Анжольрас ежится - на него глядят темные недобро настроенные глаза друга, под которыми лежат угольные тени.
- Ты вообще спал? - интересуется он.
- Я уснул раньше тебя, - мрачно пожимает плечами тот и щелчком отправляет бычок в полет.
- Не мусорь, - морщит нос Анжольрас, провожая взглядом тусклую искорку сигареты.
- Грантера своего воспитывать будешь, - отрезает тот и протискивается мимо него с балкона.
Анжольрас решает, что просто ни разу не видел Курфейрака так рано утром.
Он спросонья и сам далеко не подарок.
Грантеру в это утро с неизвестного номера приходит смс: "ненавижу тебя. что он вообще мог в тебе найти?".
Он пожимает плечами, решив, что кто-то просто ошибся номером.
А потом пытается дозвониться Анжольрасу, чтобы узнать его планы на сегодня, но тот не берет трубку, и Грантер впервые жалеет, что этого самого Курфейрака видел полтора раза и телефона его не знает.
Анжольрас возвращается домой только поздно вечером, как-то странно улыбается Грантеру и, стянув ботинки, валится на свою кровать, сгребая в охапку одеяло и с безмятежным лицом утыкаясь в него носом.
Через десять секунд он уже спит, и Грантер понимает, что давно не видел его таким счастливым.
Дикое ревнивое чудовище, сидящее у него внутри, дерет сердце острыми когтями.
Грантер даже не хочет думать о том, где тот мог так вымотаться и почему после этого выглядит таким довольным.
Версия напрашивается только одна, отвратительная, в которой пальцы Анжольраса путаются в темных кудрях Курфейрака, и у Грантера словно ломит зубы от этого видения.
Кажется, коготь задевает не только сердце, но и мозг, потому что он опускается рядом на матрас: видимо, это такой приступ мазохизма, выражающийся в желании лежать лицом к лицу с человеком, которому нужен не ты.
Он молча разглядывает безмятежное лицо, чувствует дыхание спящего кожей, но, стоит ему неосторожно пошевелиться, как Анжольрас тоже начинает ворочаться, а потом перекидывает через его плечо руку и притягивает к себе, утыкается носом в воротник мятой зеленой рубашки. Едва заметно раздувает ноздри, втягивая запах, и улыбается во сне, прижимает Грантера еще ближе.
Тот забывает, как дышать.
Анжольрас просыпается и с ужасом понимает, что он обнимает кого-то, лежащего рядом.
Голова слегка гудит, и он с трудом вспоминает, что вчера, перед возвращением домой забрел в бар по соседству и воспользовался рецептом, о котором ему однажды рассказывали.
Стопка ледяной водки залпом.
Зажевать веточкой петрушки.
В голову бьет быстро, но не пахнет первые полчаса точно.
Он боялся возвращаться домой к своему наваждению, и другого выхода у него просто не было.
Тут, наконец, приходит осознание, что он дома, и что дома есть только один-единственный человек, которого он может обнимать. Анжольрас в панике распахивает глаза.
Грантер, которого он прижимает к себе, выглядит пристойно.
Он одет, на нем не видно засосов и вообще следов приставаний - Анжольрас верит в свой блестящий самоконтроль, но все же полностью поручиться за себя в состоянии опьянения не может.
В конце концов, видимо, он вчера так вцепился в соседа, что не позволил тому уйти. Но могло быть и хуже.
И в квартире пахнет до одури по-родному как-то.
- Прости за вчерашнее, - Анжольрас ставит перед пришедшим на кухню Грантером кружку с дымящимся кофе. Тот еще не успел расчесаться и переодеться, так что выглядит помятым и домашним, и Анжольраса опять одолевают нездоровые воспоминания. Он старательно гонит их из своей мутной головы.
- За что? - удивляется Грантер.
- Я не творил ничего ужасного? Просто я был слегка навеселе.
- Вспомни, что творил в свое время я и успокойся. Ты просто не хотел засыпать один, - немного приврал Грантер.
- Хорошо, - кивает тот и они оба завтракают в молчании.
Каждый думает о своем.
Всю следующую неделю Анжольрас почти не появляется дома и очень мало спит - пытается все время занять себя, вымотать, не дает наступать фазе быстрого сна, той, когда и являются цветные видения. У него появляются круги под глазами, и стремительно портится характер.
Вечером вторника, часов в шесть, Грантер подходит к нему, хватает за плечи и настойчиво встряхивает, у Анжольраса тревожно заходится сердце: слишком близко и непредсказуемо.
- Ты должен спать. Ты выглядишь чудовищно, - сообщает он недовольно. И не добавляет, что даже так тот смотрится прекраснее всех почих людей - не стоит ему об этом знать.
- Но у нас завтра митинг, мне надо дописать речь, а еще...
Чужой палец ложится ему на губы:
- Шшш. Ты сейчас же ложишься спать.
- Нет.
- Я сейчас тебя тогда силой раздену и уложу.
Анжольрас с ужасом чувствует, как внизу живота появляется едва ощутимое напряжение от этого обещания.
- Я сам, - поспешно мотает он головой и захлопывает крышку ноутбука.
Грантер методично отключает старательно заведенные на пять утра будильники Анжольраса - один настоящий, здоровенный, и еще три на телефоне, звонящие с интервалом в десять минут.
Потом бессовестно влезает в чужую записную книжку и пару минут колеблется, не решаясь нажать кнопку вызова.
- Алло? Мсье Комбефер, вас беспокоит сосед вашего друга Анжольраса. Боюсь, он будет вынужден завтра опоздать.
Анжольрасу снятся руки, перемазанные синей и желтой краской, с длинными пальцами и все в плетеных браслетах. Эти руки скользят по его шее, обрисовывают ключицы и скользят по животу.
Эти руки прижимают его к чужому горячему телу и сводят его с ума, скользят по напряженному члену, поддразнивают. Влажный язык скользит по мочке уха, щекочет кадык, вылизывает пупок...
Анжольрас просыпается от собственного протяжного стона, болезненно возбужденный и растерянный. Сон клочьями улетает из головы, дольше всего задерживаются в памяти внимательные темные глаза и черные пенистые кудри.
Он уверен, что они будут жестковатыми на ощупь.
Он снова пытается заснуть, у него есть еще полтора часа, но ничего не выходит.
Он слишком возбужден, он ненавидит свои сны, он до дрожи в пальцах хочет попробовать по-настоящему.
Анжольрас за всю свою жизнь целовался всего пару раз, и тогда ему в принципе, не особо понравилось.
Сейчас он решает, что это очень по-мальчишески, но все равно встает и бредет в соседнюю комнату. Он надеется украсть во сне всего один поцелуй, убедиться, что ему по-прежнему не нравится и не интересно, что это ни капельки не возбуждает его.
Еще он понимает, что долго так не протянет. Надо просто поддаться физиологии, и ему полегчает.
В дверях комнаты Грантера он сталкивается с ним самим, отнюдь не спящим, и понимает, что попал.
- Чего вскочил? - хмурится тот, с удивлением разглядывая гостя - тот почти никогда не входил к нему.
- Слушай, - Анжольрас делает глубокий вдох, - у меня к тебе есть просьба. Очень странная и, скорее всего, неприемлимая, - прибавляет он, с каждой секундой теряя уверенность.
- Я сделаю все, что угодно.
- Не зарекайся. Ты же не знаешь, чего я могу попросить.
Грантер жует губами, а потом с улыбкой отвечает:
- Я не соглашусь только с просьбой разъехаться.
Анжольрас запоздало думает о том, какой он идиот, что не додумался до этого сам. Это бы решило все его проблемы.
- Нет, я не об этом.
- Тогда чего ты хочешь, Аполло? - он склоняет голову набок.
- Ночь, - он говорит прежде, чем включится и вмешается мозг. - Всего одну ночь. Я понимаю, что тебе может быть противно, так что ты можешь так и сказать, и я все пойму, - он говорит все быстрее и быстрее, а Грантер глядит на него растерянными темными глазищами и явно не верит.
Анжольрас даже ждет, что ему могут двинуть в челюсть. Он не знает, есть ли у Грантера кто-нибудь, что тот думает об однополых отношениях и конкретно об Анжольрасе, так что вся эта затея - чистейшей волы авантюра.
- Зачем тебе? - тихо и напряженно спрашивает Грантер. И не двигается, только смотрит, жадно глядит в его лицо, так что Анжольрасу хочется поежиться.
- Я устал от того, что меня преследуют навязчивые желания.
- Неужели нет никого, кто мог бы удовлетворить твои потребности? Меня не интересует перепих на один раз, нам потом еще жить вместе, - Анжольрас не знает, какой ценой даются тому эти слова. Потому что конечно он согласен, хоть на пол-раза, но он не может потерять совместную жизнь со своим божеством, даже за такую щедрую плату.
- Мне нужен конкретно ты, - пожимает плечами Анжольрас, и в горле у Грантера пересыхает. - У меня очень... персонифицированные навязчивые желания. Я скоро уже просто сойду с ума.
Анжольрас затихает и готовится развернуться и уйти, когда его хватают за запястье.
- Ты обещаешь, что не пожалеешь об этом? Что не начнешь избегать меня? - Анжольрасу кажется, что у него украли его же собственные вопросы.
- Обещаю.
- Ты в любой момент можешь отказаться, - шепчет Грантер и, слегка приподнявшись на носках, осторожно касается своими губами чужих, ловит обрывистое дыхание ртом и не решается действовать напористо.
Анжольрас прикрывает глаза и выпускает из своей головы, кажется, всех демонов ада.
Он первый скользит языком по чужой губе, прикусывает ее, а его руки обнимают соседа чуть выше талии, прижимают горячее тело к себе, кожа к коже, и Грантеру хочется выть от количества ощущений, валящихся на него, от инициативы Анжольраса. Тот обнадеживающе неопытен и непоследователен, хватается сразу за все - шарит руками по его телу, целует, осыпает поспешными поцелуями шею и грудь, стягивает с Грантера майку и теснит в комнату. Он подобен урагану, который пытается успеть везде и сразу, он плавится и заполошно горит, словно сорвавшись с катушек.
И при всем при том умудряется смущаться - когда Грантер кладет ладонь на его пах поверх пижамных штанов, тот дергается и отстраняется, смотрит на него потерянным взглядом. Скулы его горят, дыхание сбито к чертям.
А потом глухо стонет, не отрывая взгляда, и Грантеру становится просто плохо, словно кто-то выливает на него котел кипящей радуги - мир становится цветным и горячим, и он перехватывает инициативу.
Он роняет Анжольраса на свою низенькую и широкую кровать, наваливается сверху, вжимая в матрас, лихорадочно стягивает с него штаны и склоняется над его пахом.
Объективно говоря, минет он умеет делать скверно.
Впрочем, ни одного из них это сейчас не тревожит.
Анжольрас лихорадочно что-то стонет и бормочет, чуть ли не подвывает, пока голова Грантера методично ходит вверх-вниз, а его язык скользит по набухшим венкам.
А тот уже на пределе просто от осознания самой ситуации, он невозможного голоса и... и...
Да Господи, просто потому, что это Анжольрас сейчас позволяет ему все это.
Через сотню ударов сердца тот кончает.
Грантер устало валится рядом, и ему, чтобы мир треснул, достаточно просто того, чтобы ладонь Анжольраса легла на его пах и чуть надавила.
Пока его тело простреливает судорожная дрожь оргазма, он утыкается в чужую горячую шею и бормочет:
- Люблю тебя.
Анжольрас слишком не в себе, чтобы всерьез осознать услышанное, и впервые за последнюю неделю засыпает сном без сновидений.
Утром он все вспоминает, и приходит к выводу, что уравнение еще усложнилось. Хотя раньше это казалось ему в принципе невозможным.
Ему понравилось. Да какой там, он сам его там чуть было не изнасиловал, просто опыта на это не хватило.
"Люблю тебя".
Вот это все усложняет.
Анжольрас бы был рад повторить опыт прошлой ночи, но он понимает, что в итоге просто будет пользоваться чужими чувствами для удовлетворения своих физиологических потребностей.
Грантер такого не заслуживает. Да что там, никто не заслуживает, но он - особенно. Он никогда не причинял ему неудобств и никак не навязывался, просто делал его жизнь комфортнее.
И Анжольрас не сможет сделать вид, что ничего не слышал.
"Прости"
Грантер вертит в руках записку.
"P.S. Я пока поживу у друзей".
На столе рядом лежит вытащенная из телефона симка.
- Пришел за вещами? - тихо интересуется Грантер, когда через неделю на пороге их квартиры появляется Анжольрас. Выглядит тот несчастным.
- Нет.
- Но ты же тогда слышал? - спрашивает он, и оба понимают, о чем речь.
- Слышал. Понимаешь, я не могу сказать тебе, что это любовь. Я просто не очень знаю, каково это, не хочу обманывать тебя. Но мне хочется обнимать тебя и возвращаться к тебе домой, хочется есть с тобой и засыпать тоже с тобой. И просыпаться. И вообще... - он беспомощно разводит руками, чувствуя, что зашел в тупик.
- Ты ошибаешься, - говорит Грантер, напряженно глядя ему глаза. - Не ко мне. К нам домой.
Его губы расползаются в непозволительно счастливой улыбке, и у Анжольраса внутри что-то екает, так что он спешит поймать чужую улыбку губами.
Через два месяца у Комбефера намечается попойка, и Анжольрас тащит Грантера с собой - он постепенно знакомит его со своими друзьями и все дальше пускает в свою жизнь.
Просыпается наутро Анжольрас один, с трещащей головой, почему-то в полуразложенном широком кресле-трансформере. В комнате стоит адский перегар, все тело затекло и ноет, но от любой попытки пошевелиться в голове начинают взрываться Вселенные.
И Грантера нигде не видно.
Он уже минут пять с тоской думает о том, что мог вчера натворить что-нибудь, когда тот возвращается, морщась от стоящего в комнате запаха и спертого душного воздуха. Он распахивает окно, а потом валится в кресло рядом с ним, протягивая ледяную бутылку, кажется, пива.
Анжольрас благодарен как никогда, прижимает холодное стекло к трещащему лбу, прежде чем сделать глоток.
Когда ему немного легчает, а по комнате начинает тянуть свежим воздухом, он откидывается на спинку кресла, притягивает к себе Грантера и бормочет:
- Я люблю вас, мой благородный спаситель.
Тот неожиданно выворачивается из объятий и сдвигается на край, сидит с напряженно прямой спиной:
- Никогда, - тихо говорит он, - никогда не шути такими вещами.
- Дурак ты, - вздыхает Анжольрас, - ты же знаешь, насколько мне сложно сказать подобное. И вообще, стал бы я терпеть такое чудовище рядом исключительно потому, что мне не с кем спать?
Плечи Грантера только сильнее напрягаются от этих слов.
- Чудовище? - он поднимается и собирается уйти.
Анжольрас еще не пришел в себя и мечтает лежать, свернувшись калачиком, в тихом, теплом, сухом и недоступном для детей месте, но понимает, что если сейчас Грантер уйдет, то все будет безвозвратно испорчено. Поэтому он с трудом поднимается на ноги и прижимается к нему сзади, стискивая в крепких объятиях.
- Ты же знаешь, как нелегко мне даются признания. А уж такого я не говорил никому, - он вздыхает.
- А ы уверен, что мог бы мне это сказать всерьез? Хотел бы? - голос у Грантера по-прежнему напряженный, хотя сам он немного расслабился в чужих руках.
- Да.
- Тогда, - вздыхает тот и разворачивается, оказывается лицом к лицу Анжольрасу, - я зачту это как признание, - он глядит на него с нечитаемым выражением на лице, но глаза у него шальные. - В конце концов, говорить я могу и за двоих, - он целомудренно касается чужих губ и, не отрываясь, прикрыв глаза, исступленно бормочет:
- Люблю тебя. Безумно люблю.
Анжольрас плавится от этого голоса и прикосновений и твердо решает, что скоро обязательно соберется с мыслями, чтобы самому сказать эти слова.
_________
*"Ты этого хотел, Жорж Данден" - из пьесы Мольера
ну и второй клок
3.7 Анжольрас/Грантер, лезами, играть в "я никогда не"
оно запорото :с
Деловое собрание "Друзей азбуки" на квартире Комбефера потихоньку превращается в вечеринку.
Анжольрас за последнюю неделю так устал, что даже он не возражает и не сопротивляется, позволяет усадить себя в круг в небольшой комнатке и покорно берет стакан портвейна.
- Все знают правила "я никогда не..."? - с воодушевлением интересуется Курфейрак.
Грантер сидит в полутемном углу комнаты в раздолбанном кресле, и на лицо его падает тень, так что Пруверу приходит в голову, что тот похож на затаившегося сатира.
Всклокоченные кудрявые волосы, взгляд лихорадочно блестящих темных глаз, единственного средоточия жизни на некрасивом скуластом лице, слишком циничном и усталом. Двухдневная щетина, острый кадык и тонкие губы, которые часто кривятся в странных улыбках показного веселья.
Если говорить начистоту, то Прувер не понимает, что тот мог забыть в их компании.
Если совсем начистоту, то он опасается его - от этого человека, как ему кажется, можно ждать чего угодно.
Он поводит плечами и садится поближе к Жоли, сосредоточенно с кем-то переписывающимся.
- Ну, начнем? - радостно требует Курфейрак, салютуя стаканом. - Давайте-ка для разминки что-нибудь легкое, - он задумчиво жует губами. - Я никогда не... - он светлеет лицом, - о, я никогда не врал в игре "я никогда не".
А потом сам делает глоток и виновато пожимает плечами:
- Я постараюсь сегодня быть честным, - он улыбается так широко и задорно, что никому не хочется его отчитывать.
И только Анжольрас замечает, как сидящий в углу Грантер тоже делает глоток и даже не морщится.
Следующие три или четыре вопроса довольно банальны и быстро стираются из памяти, хотя выпить на них доводится каждому. Что-то про травку, поцелуи и какую-то дребедень.
Очередь доходит до Мариуса, и тот взволнованно произносит, облизав пересохшие губы:
- Я никогда не... целовался с Козеттой, - он пристально оглядывает собравшихся, опасаясь поднятой руки с выпивкой.
Он достал всех с ревностью и волнениями, поэтому давно уже не решается поднимать тему Козетты напрямую.
Мариус с облегчением выдыхает спустя пару секунд общего бездействия, а потом слышит чей-то резкий смешок и вздрагивает, смотрит дикими глазами в противоположный угол комнаты, откуда не ждал подвоха.
Эпонина вскидывает руку со стаканом в безмолвном салюте, лишь в тишине оглушающе громко звенят колокольчики на ее браслете. Она делает большой неспешный глоток, неотрывно глядя Мариусу прямо в глаза.
А потом отставляет стакан на пол и молча выходит из комнаты. Через десять безмолвных секунд за ней хлопает входная дверь.
- Я никогда не спал с человеком своего пола, - признается Анжольрас.
Жоли и Прувер, которые уже давно сидят, привалившись плечами друг к другу, синхронно поднимают стаканы, но все делают вид, будто это совпадение.
К общему удивлению, Комбефер тоже пьет. Лицо у него при этом совершенно невозмутимое.
- Я никогда не влюблялся, - ровно говорит Комбефер, просто констатируя факт.
Пьют почти все.
Жоли напряженно глядит на Прувера, костяшки пальцев, сжимающих бокал, белеют. Тот смотрит в ответ и медленно подносит гладкое стекло ко рту и залпом пьет. Жоли облизывает пересохшие губы и торопливо тоже отпивает немного портвейна.
А потом встает и что-то бормочет про то, что ему пора принять лекарства.
Через полминуты Прувер невпопад интересуется, где здесь уборная, и, узнав, все равно выходит в другую дверь. В ту, за которой скрылся Жоли.
Комбефер закатывает глаза и бормочет что-то про тайны мадридского двора.
- Эй, Франция не в счет, - весело кричит Курфейрак, когда Анжольрас со страдальческим лицом подносит стакан к губам в ответ на все то же заявление.
- Очень смешно, - мрачно отвечает тот и делает большой глоток.
Стакан Грантера разлетается вдребезги, выскользнув у него из окаменевших пальцев, пара осколков вонзается в бледную кожу.
Они сидят вдвоем на тесной кухоньке, Анжольрас держит ладонь Грантера своей.
Тот шипит, когда он вытаскивает осколок, и упрямо отворачивает лицо.
- Как же ты так, - отчитывает его Анжольрас. - Надо быть осторожнее.
- Кто она? - хрипловато интересуется Грантер, словно не слышит его.
- Она? - на лице у него написано искреннее удивление.
- Ты выпил тогда. Значит, влюблялся.
- А ты не пил, - категорично отрезает тот, - тогда тебе не понять, - немного зло добавляет пару секунд спустя.
- Зато я вру в игре, так что поверь мне, я знаю многое, - смеется Грантер сухо. - И это не влюбленность, а одержимость, Аполло.
- Одержимость чем?
- Кем, - поправляет он.
Анжольрас смотрит на пьяного в дым Грантера с обреченной усталостью. Ему еще домой его везти.
Он не до конца уверен, что это именно оно, то самое. Но если человека кажется все время мало, и ты ловишь даже случайные прикосновения с жадностью, то, должно быть, что-то за этим стоит.
Если ты видишь на самом обычном или даже отталкивающем лице печать чего-то прекрасного, то за этим точно что-то стоит.
Он вздыхает.
- Как ты относишься к пьяным признаниям?
Грантер вопросительно глядит на него.
- Смотря в чем.
- Мне нужен мой стакан и еще двадцать минут, - сообщает он. - Тогда и отвечу на все вопросы. Даже на те, которых ты не задавал.
- Если ты еще не понял, то ради тебя я готов ждать вечность.