сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
знаете, смотрю я на миккельсена и думаю ну и страшен же мужик а потом снова лезу в гугл за фотками
к чему это я? а я тут задумалась и поняла, что надо просто смириться. я люблю стремных мужиков. вот реально. я могу поумиляться паре милых фотографий с тем же бритым дэнси или еще кем, но это разовая акция потому что меня с них не штырит ни с твейта, на с благдена оукай, у него все же голос, с которого меня да ни там еще с кого меня не протаскивает, поэтому я не пощу фоточек и гифочек
а потом я вспомнила про лук эт ё лайф лук эт ё чойсез ну и действительно да я ни разу не влюблялась в смазливых мальчиков, срсли мне действительно нравятся некрасивые лица. ну, в смысле, когда есть минимальная доля харизмы
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
ААААОБОЖЕ ПЛЕВАТЬ ЧТО БОЯН МИККЕЛЬСЕН ЗДЕСЬ ПРОСТО КАК БЫ ГОВОРИТ "ЭЙ ТЫ НА КОГО ТАМ СМОТРИШЬ НУ-КА БЫСТРО КО МНЕ НАЗАД НЕ ПЕЧАЛЬ МЕНЯ ИЛИ ЗАВТРА Я СЪЕМ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА"
ах да, чуваки, ганнибал пришел в наш аул так что ЕСЛИ КТО ХОЧЕТ ЧТОБЫ ОТ НЕГО ЗАКРЫЛИ ГАННИБАЛА/ЛЕСМИС ПРОСТО СКАЖИТЕ ЗДЕСЬ
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
у всех есть знакомые девочки, говорящие о себе в мужском роде А У МЕНЯ ЕСТЬ ЗНАКОМЫЙ КОТОРЫЙ ИНОГДА ПИШЕТ О СЕБЕ В ЖЕНСКОМ ЛОЛ И ЗНАЕТЕ НАТУРАЛЬНЕЕ РЕАЛЬНО НЕ БЫВАЕТ ЛОЛ
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
Этой ночью явно горел грибной лес.
потому что ОЛЕНЬ
Пару человек обратило недавно в мизераблей, и они этим вечером пустились в все тяжкие перечитали дофига моего фикла, и у меня до сих пор ощущение, что мне подарили ведро котят
Лента меняет ники в нефиговых количествах.
Меня впервые за последнее время не пронзили на фесте, лол.
ОЛЕНЬ ЭТО СИМВОЛ НЕРЕАЛИЗОВАННОЙ СЕКСУАЛЬНОЙ ЭНЕРГИИ
автора внезапно понесло, и он написал в странной форме. он подозревает, что заказчик хотел какого-нибудь ER и милоты, но вышла серия зарисовок с развитием отношений и заплетение кос автор взял как нечто очень интимное для гномов
Исполнение 1. 2 158 слов Пять раз, когда Торин учит чему-то Бильбо и один раз, когда все происходит наоборот Начинается все из рук вон плохо. Когда в самом начале пути Бильбо в очередной раз жалуется на что-то, что его не устраивает, то почти все его спутники, покачиваясь в седлах своих кряжистых пони, снова добродушно смеются над "изнеженным хоббитом". И только Король-под-горой сводит свои темные брови, так что его гладкий лоб теперь пересекает жесткая вертикальная морщинка. А на привале он коротко и до обидного мимоходом бросает прямо в растерянное лицо взломщика: - Запомни: урок номер один - никогда не лезь туда, где окажешься обузой. Бильбо делает вид, что ничего не слышал, и идет узнавать, что у них будет на ужин.
***
- Этой ночью ты на карауле.
Бильбо трет глаза и с тоской делает очередной шаг вперед, и еще один, и еще, с вычурной аккуратностью переставляя ноги. Он задирает голову и взгляд его теряется в чернильно-синем ночном небе, но звезды перед глазами уже смазываются и будто пляшут - так предательски отяжелели веки привыкшего спать по ночам хоббита. Он собирался всем все доказать, показать, чего стоят Бэггинсы, и вот он, шанс - места здесь, по словам Торина, неспокойные. он с честью отстоит свою смену. Отстоит. Отстоит... Ему очень холодно, а еще он уверен, что сегодня бы уснул даже на острых камнях голышом, стоило бы ему лишь преклонить отяжелевшую голову. Ветер гудит в деревьях, треплет макушки темных рыжествольных сосен, где-то раздаются тихие тревожные шорохи, а угольки костра уже тушат свои красные глаза в холодной полудреме, и терпкий еловый дым слегка щекочет ноздри. Бильбо и так уже израсходовал слишком много своего табака, да и от мысли набить еще трубочку его уже едва уловимо подташнивает. Бильбо поджимает пальцы на ногах и уже почти приплясывает, лишь бы согреться. На спящих вповалку гномов он глядит с отвращением и завистью, чувствуя себя остро несчастным, а вот героем - ничуть. - Старик обещал нам бесшумного как тень взломщика, - раздается хрипловатый со сна голос Короля-под-горой, и хоббит замирает, ледяная волна ужаса пробегает у него по спине. Он чувствует, как встопорщиваются волоски у него на руках. - А этот шумит, как медведь в буреломе. В голосе не слышится ни агрессии, ни отчужденности, и от удивления Бильбо даже взбадривается - сон как рукой снимает. Повисает пауза, но в сумраке Бэггинс различает, как говоривший поднимается на ноги. Двигается предводитель гномов на удивление бесшумно, угольным силуэтом, едва выделяющимся на фоне темного леса, и только тусклые отблески луны, скользящие в глазах Короля-под-горой, выдают его местонахождение. - Никто с непривычки не выстаивает нормально, - неожиданно мирно начинает Торин, и Бильбо с удивлением понимает, что, кажется, это ни что иное, как слова своеобразной поддержки. Потомки Дурина всегда заботятся о своих людях, кто бы в ряды этих самых людей ни затесался. - Я... - начинает Бильбо, но голос его от долгого молчания слегка западает, - все в порядке, я совсем не хочу спать. Повисает долгая пауза, и Бильбо приходится задействовать всю свою выдержку, чтобы вновь не начать переминаться с ноги на ногу - в лесу чертовски холодно, и часть неба от взора то и дело закрывают вырывающиеся изо рта облака пара. - Когда становится совсем невмоготу, - тихо начинает Торин, и тот невольно напрягается, - я смотрю вверх, на ночное небо. И в этих россыпях звезд я вижу жилы, пролегающие в Одинокой горе... или думаю о том, что на самом деле это - сотни и сотни глаз, глядящих на нас сверху. Так ты никогда не остаешься по-настоящему один. - А если небо затянуто тучами? - неожиданно спрашивает хоббит, сам не зная почему. Честно сказать, он растерян - уж от грубых гномов вообще, и от их надменного предводителя особенно, он подобной лиричности не ждал. - Тогда приходится все же остаться наедине со своей болью, - вечность спустя отвечает тот. - Впрочем, это бывает не слишком часто. Бильбо уходит очень, очень тихо, оставляя Короля-под-Горой наедине со звездным небом, а тот, кажется, и не замечает его ухода.
***
Ночи становятся все холоднее. Бильбо уже почти засыпает рваным несчастным сном, мелко трясясь от промозглого воздуха, ползущего над стылой землей, когда вдруг крепкие руки лежащего неподалеку гнома ложатся ему на плечи. Кто-то обхватывает его поперек живота и подтягивает к себе поближе, глухо и недовольно ворча. Он хочет возразить и вывернуться, хочет, но уж больно тепло становится озябшей спине, прижатой к чьей-то груди. Хоббичий затылок смешно щекочет чье-то легкое и горячее дыхание, и природное любопытство все же заставляет Бильбо извернуться и взглянуть на своего спасителя от ночного холода. Рассеянный и настороженный взгляд Бэггинса упирается в темную бороду и металлические зажимы, скользит вверх и натыкается на насмешливый взгляд синих глаз. Впрочем, сердце взломщика проваливается в пятки еще за доли секунды до того, как взгляды встречаются, он словно каким-то шестым чувством узнает Торина. После прошлого раза он его уже почти не боится, но подобного не ждет. - А... - он прочищает горло, собираясь повежливее объяснить, что он, конечно, хоббит в самом расцвете сил, но цветет он не для первого встречного, думающего запустить свою чертову руку размером с лопату ему под рубаху. - Шшш, - обрывает его Король-под-горой, - учись жить в походных условиях. Так теплее, а ты трясешься весь. И Бильбо молча опускает голову на жесткую мерзлую землю. На долю секунды ему кажется, что он ощущает легкое разочарование. Совершенно неясно отчего. А потом он засыпает теплым сном без сновидений.
***
У Торина очень интересные черты лица, думает Бильбо, и рисует. Рисует, рисует, рисует. В профиль, вполоборота, затылок, в три четверти, почти в фас. Рисует украдкой, сперва загоняя лицо Короля-под-Горой в набор бледных карандашных углов, чтобы на листе детально изучить его строение. Рисует, пока никто не видит.
- Эй, посмотрите! - доносится восторженный голос Кили с места стоянки, и у Бильбо, возвращающегося с ведром воды от речки, тревожно екает в груди. Там царит явно нехорошее оживление. - Смотрите, как похоже, а! - продолжает захлебываться восхищением племянник Торина. - Да их тут куча, - присвистывает Фили, присоединяясь к брату. Что-то невнятное бурчит Двалин, а Балин только посмеивается. - И когда успел? - интересуется еще кто-то из гномов. Бильбо, наконец, открывается обзор, и он у с упавшим сердцем отмечает, что добрых полдюжины гномов толпятся неподалеку от его опрокинутого рюкзака, оживленно что-то разглядывая. Он думает, что хуже уже быть не может, но понимает, что никогда еще так не ошибался, когда гномы замечают его и обступают со всех сторон, бесцеремонно зажимая в грубых пальцах аккуратные листы с десятком набросков. Внутренне Бильбо морщится, как от зубной боли, но за время путешествия он научился держать лицо. И у него это неплохо получается. Ровно до тех пор, пока он не замечает приближающегося к ним Торина. Вот тогда он просто устало прикрывает глаза и ждет кары небес, которой не может не последовать. Ведь никто же не станет рисовать лишь одного и того же человека из раза в раз безо всякой на то причины, верно?.. Выводы - неверные, конечно неверные, все дело в интересном лице - в такой ситуации сделать чертовски легко. Он вздрагивает, когда ему в руки тычутся острые края листков, и открывает глаза. Торин с невозмутимым видом протягивает ему рисунки, а остальные стараются не глазеть на них столь откровенно. - Запомни, - начинает Король-под-горой и выдерживает тяжелую паузу, - никогда не оставляй ничего, что ты не хотел бы выставлять на всеобщее обозрение, без присмотра. Даже на самом дне своего мешка. Спустя вечность Бильбо находит в себе силы выдохнуть и криво улыбнуться. ***
У Торина повреждена рука, но мало что меняется в их монотонной походной жизни. Так думает Бильбо до того дня, когда каким-то чудесным образом все не оказываются в полной уверенности, что ухаживать за роскошными волосами потомка Дурина придется ему, так как у самого Торина сейчас плохо с мелкими и тонкими движениями - кажется, повреждено сухожилие. Бильбо известие переносит стоически, но продолжает ищуще глядеть на всех, кроме предводителя гномов, но в кои-то веки никто не шутит, а смотрят на него все жестко и предельно серьезно. - Фили, ну а ты-то почему этого не можешь? - в отчаянии и с искренним недоумением спрашивает он. - Я же не умею, не знаю ваших традиций, я... Тот лишь загадочно улыбается: - Мне как раз традиции и не позволяют, - а затем улыбается шире и веселее. - Да не сожрет он тебя, не бойся, - Фили ободряюще хлопает его по плечу. Бильбо обреченно вздыхает и приближается к сидящему около весело трещащего костра Королю-под-горой, и сердце его грохочет где-то в горле. Собственные пальцы кажутся ему деревянными, когда он осторожно касается жестких волнистых волос, матово-черных, с серебристой паутиной проседи. Мир не обрушивается. Торин даже не оборачивается, и хоббит начинает чувствовать себя хоть чуточку увереннее. У Бильбо ловкие руки, но он очень смутно представляет, что надо делать, так что неумело выделяет прядь и пропускает ее через пальцы, собираясь с мыслями. Очень хочется запустить пятерню прямо в густую гриву волос, но этого делать нельзя, и он прекрасно это понимает. - Раздели ее на три части, - тихо произносит Торин, и все окружающие поспешно вспоминают о своих неотложных делах и с удивительным для Бильбо единодушием поспешно отводят глаза. Он неспешно диктует последовательность действий, а Бильбо слушает и подчиняется, сомнамбулически перекидывает пряди друг через друга, рассеянно глядя, как петляет в тонкой и пока кривоватой косе белый волос. А потом распускает - он недоволен результатом. Подцепляет и разделяет заново, в этот раз куда сноровистее... И не выдерживает, зарывается пальцами в волосы. Он не видит, как Король-под-горой с нечитаемым выражением лица прикрывает глаза, и жесткие черты его смягчаются. Бильбо чуть вздрагивает, когда чужие теплые пальцы ловят его руку, оглядывается по сторонам и понимает, что на месте привала они остались вдвоем. И пути назад нет.
***
Бильбо отчего-то уверен, что произошло нечто важное, бессловесное и древнее, что это было не просто прихорашивание с его помощью, совсем не оно. Его нервы натянуты, словно трепещущая тугая тетива лука Кили, и он ждет, а чего - и сам не понимает. Но глупые мысли о том, что его странные чувства, скорее всего, не взаимны, неожиданно перестают его донимать, потому как он нутром чувствует, что происходит нечто особое, повисает в воздухе бесплотной сетью. Он очень боится ее порвать ненароком. Он не думает о том, что если окажется, что он самонадеянный болван, и сам себе навоображал какого-то особого внимания к собственной персоне, то просто, кажется, задохнется от невозможности выразить вслух все то, что гложет его. Кажется, с кровью Туков ему досталась не только страсть к приключениям, но и не слишком хоббичье сердце. Он не думает о том, что когда Короля-пол-горой нет рядом, у него появляется острое чувство незащищенности и продуваемости всеми ветрами. До костей. Он не думает... Он просто уже не думает, только смотрит, смотрит, смотрит... Смотрит, как Король-под-горой пустым взглядом обращается куда-то вдаль, и боится его потревожить. А потом тот слегка поворачивается к нему, и оказывается пугающе близко, и теперь-то Бильбо уверен, что его заячье сердце не выдержит и треснет. Он ждет. - Можно? - слово это проскальзывает на грани слуха, но Бильбо слышит, и это - признание победы, так что он как дурак улыбается, кусая губы, и... отодвигается. Он не может себе этого объяснить, просто ему кажется, что момент утерян, что... - Никогда больше не спрашивай о таком, - даже немного зло отвечает он, сам плохо понимая свою реакцию. Быть может, он не хотел, чтобы ему оставляли выбор. Впрочем, на душе теперь так спокойно, когда он четко осознает, что теперь-то все бесповоротно хорошо, что он может позволить себе и не такое. И позволяет - он поднимается на ноги и потягивается, не обращая внимания на то, как с несвойственной тому растерянностью глядит на него Торин снизу вверх. Бильбо делает шаг к костру и вытягивает к огню озябшие ладони, задумчиво шевелит пальцами, с наслаждением ощущая тепло кожей. И спиной - прожигающий взгляд синих глаз. А потом Бильбо поворачивается и улыбается, пусть в опустившемся на лес полумраке уже довольно плохо видно его лицо. - Урок номер один, - фыркает хоббит, передразнивая Короля-под-горой. Ту самую фразу, что так больно резанула его когда-то. - Просто действуй, - добавляет он, словно забыл сказать сразу, и, склоняясь, прижимается замерзшими шершавыми губами ко рту Торина, и тот, кажется, даже чуть вздрагивает, а потом плавно подается вперед, размыкая губы и перехватывая инициативу. Пусть хоббит и кажется неженкой, особенно на фоне гномов, безбородый, невысокий, с глупыми привычками, но Торин давно уже понял, что "этот хоббит" действительно "не так-то прост", и что в высшей степени смешно считать его кем-то вроде девочки-подростка. Он убеждается в этом окончательно, когда Бильбо проводит языком по его губам, а затем идет дальше, касаясь зубов, и бесстыже зарывается пальцами в его волосы и прерывисто дышит. Он старается не думать о том, откуда в нем столько напора и опыта, да и в данный момент его куда больше увлекают необычные ощущения: у его избранника нет ни колючей щетины, ни роскошных усов - ни-че-го, и, хоть в последний раз Король-под-горой столь самозабвенно целовался очень давно, его будоражит и неуловимо тревожит подобная новизна. Словно напоминает, что это какой-то маленький безволосый кролик из забытого богами народца, о котором в Средиземьи-то не каждый знает, а не кто-то, кто пошел бы в пару королю Эребора. Торин проводит рукой по безволосой щеке, притягивая Бильбо чуть ближе, и понимает, что он вполне это переживет. А потом в голову забредает другая мысль - что стоит проверить, где еще там не растут волосы у этого странного взломщика. Кажется, с головой у него сейчас все из рук вон плохо.
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
ПОЧЕМУ ТАМ ТАК МНОГО ОХРЕНИТЕЛЬНЫХ ЗАЯВОК А Я НЕ В ФАНДОМЕ ПОЙДУ ВМАЖУСЬ ЕЩЕ РАЗОК ПО ПЕРВЫМ СЕРИЯМ а то меня кучу раз отвлекали и я много упустила НУ И ДАЛЬШЕ ПОСМОТРЮ Я ЖЕ ТАК ЛЮБЛЮ ПИСАТЬ ЧТО-ТО ТЯЖЕЛОЕ А В ЛЕСМИС НЕ ВЫХОДИТ
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
о, деанон на фесте с меня как всегда, не больше чем шерсти клок
3.40, Анжольрасу снятся эротические сны о Грантере Исполнение 2 Как обычно, почти все меня пронзили, но все равно Анжольрас просыпается с непривычной в последнее время легкостью в теле и чувствует себя до невозможности довольным жизнью. Ровно до тех пор, пока не обнаруживает на своих штанах заскорузлое пятно в области паха и пока на него не накатывают воспоминания. Душная темнота сна, обжигающие прикосновения рук и еще чего-то влажного, кажется, рта, собственные стоны и... голос. Низкий, тихий, хриплый, похожий на голос Грантера. В мокрых снах нет ничего постыдного и необычного, твердо решает Анжольрас, к этой мысли он пришел еще в пубертатный период, когда с ним частенько случалось подобное. Только в этот раз ему снилось не абстрактное женское тело. Совсем не абстрактное и уж точно не женское. Он закрывает лицо руками - волна удушающего стыда ударяет в голову, и никакое самовнушение не помогает ему успокоиться. Все нормально, они уже почти год живут бок о бок, он просто привык к его присутствию в своей жизни. Все нормально, бисексуальная ориентация сейчас никого не удивляет. Все норма... Он понимает, что ничего не нормально - стоит ему вспомнить шепот из сна и прикосновения, как пах наливается свинцовой тяжестью, причем прогнать лицо и руки Грантера из своего воображения у него упорно не выходит.
- Доброе утро, - мрачно здоровается он, входя на кухню. Грантер сидит, как ни в чем не бывало, размешивает сахар в кружке и глядит в окно. - Почему так мрачно? - интересуется он, и откладывает ложечку на стол. - Мне снился кошмар, - пожимает плечами Анжольрас и ловит себя на том, что слишком внимательно разглядывает перемазанные в акриле пальцы соседа. Длинные пальцы с широкими суставами и узкими фалангами. Он взбрыкивает головой, словно отгоняя назойливые мысли, и садится напротив, насыпает в кружку растворимый кофе. - А я очень давно уже вовсе не вижу снов, в глухую сплю, - жалуется Грантер, сосредоточенно вылавливая из кружки чайный пакетик. - Именно поэтому мне вечно во всякие дурацкие королевские ночи доставалось, - он тяжело вздыхает и отрешенно глядит на то, как с пакетика обратно в кружку падают последние капли. Анжольрас наблюдает за болтающим Грантером, а его воображение, кажется, устраивает революцию. В голову лезут мысли о том, как бы тот мог выглядеть возбужденным. Тронутые горящими пятнами скулы. Встрепанные больше обычного вихры, передними прядями липнущие ко влажному лбу. Приоткрытые губы. Грантер замолкает, потому как Анжольрас с нечитаемым выражением лица разглядывает его рот. - У меня там что-то есть? - спрашивает он и тыльной стороной ладони трет губы. Они от этого едва заметно краснеют, и тот мысленно отмечает это. - Нет, - качает головой Анжольрас, - там ничего нет, - "ничего, что могло бы меня интересовать". В голове назойливо, словно собака, ожесточенно ловящая свой хвост, крутится мысль о том, что линия рта между губ похожа на галочку чайки, как обычно рисуют дети. Наверное, именно поэтому острозубая улыбка выглядит так задорно. Анжольрас резко встает и идет собираться. - Кстати, - доносится его приглушенный голос из соседней комнаты, - я сегодня на ночь останусь у Курфейрака, мы с ним... - Анжольрас на этом месте умолкает, и у Грантера тревожно сосет под ложечкой, так что он спешит продолжить за соседа: - У вас там опять революция и другие великие планы? - он просто не хочет слышать возможного продолжения фразы. "Мы с ним отличные друзья" "Мы с ним спим" "Мы с ним вместе" - Вроде того, - поспешно соглашается тот. Грантер прекрасно понимает, что он - просто сосед, который может приготовить поесть и с которым можно разделить арендную плату. Но уж никак не постель или, тем более, душу. Ему ловить нечего, поэтому приходится удовлетворять свои потребности самому. Или есть еще один, куда более тревожный вариант - Анжольрас мог проснуться и почувствовать, как сегодня тот приходил к нему под покровом ночи, одержимый и безумно уставший от накопившегося за год внутреннего напряжения. Он пришел украсть всего один невесомый поцелуй, а в итоге... Он утешал себя только тем, что никто бы не устоял на его месте: высеребренные лунным светом кудри, острые тени, выхватывающие черты лица, приоткрытые губы - тот выглядел как спящий бог, честное слово. Он просто не сдержался. Судя по тому, как напряженно его разглядывали за завтраком и как не хотели возвращаться в квартиру, второй вариант кажется ему вполне возможным.
У Курфейрака маленькая однушка далеко от центра, причудливая, с небольшим балкончиком, на котором цветет целый сад - Прувер, у которого сейчас в квартире ремонт, первым делом заботливо раздал свой цветник друзьям, и теперь раз в три дня забегает проверить. - Ну что, - фыркает Курфейрак, для которого известие о ночевке стало неожиданным, - Tu l’as voulu Georges Dandin!*, - он делает широкий жест в сторону старого дивана. Единственной мягкой горизонтальной поверхности в его доме. - Могу утешить только тем, что он раскладывается, и спать валетом не придется. - Не на полу, и на том спасибо, - задумчиво бормочет грызущий карандаш Анжольрас, хмуря лоб и вчитываясь в текст очередной поправки к нашумевшему закону. Вчитывается до рези в глазах, но смысл упорно ускользает от сознания, потому что мысли его заняты совсем не тем. Он не знает, как бы мог сегодня вернуться в квартиру к Грантеру - утром ему хотелось провалиться под землю, когда тот глядел на него в ответ. Анжольрас утешал себя мыслями о нормальной физиологии, но это не слишком-то помогало - ей-Богу, лучше бы он был куском мрамора. С другой стороны, Анжольрас ловит себя на том, что ему и здесь неуютно - он очень, очень давно уже не ночевал вне дома. Еще одна проблема заключается в том, что под понятие "дом" раньше попадал исключительно одноэтажный домик в пригороде Парижа, в котором он жил с родителями в детстве. Когда и как в это понятие сумел влезть неряшливый, скептичный, падкий на развлечения Грантер, он не имел понятия. Конечно, тот умел восхитительно готовить - это заметил даже Анжольрас, питавшийся по принципу "поставили перед ним - поел, убрали - перестал есть", - но этого же было недостаточно? Из его комнаты вечно несло химическим запахом красок, раздавался треск абсолютно отвратительной музыки, он то и дело приползал домой в хлам пьяным и лез обниматься и клясться в вечной любви... Анжольрас сглатывает - он вовсе не уверен, что в следующий раз так же мужественно переживет приставания Грантера. Может не спасти даже отталкивающий стойкий запах алкоголя. Он трясет головой и еще раз пытается прочесть ту же самую строчку. В голове пульсирует мысль о том, что запахи его квартиры кажутся ему гораздо более родными и приятными, чем эти, теплые и уютные. - Курф, спаси меня, - бормочет он, и больше всего ему хочется, чтобы ему хорошенько надавали по голове. - Что? - удивленно глядит на него приятель. - Ничего, - вздыхает тот, переборов секундную слабость и откладывая карандаш, - разбуди меня завтра пораньше, чтобы я доработал, сейчас голова никакая просто.
Курфейрак давно и крепко спит. Анжольрас, лежащий рядом, долго ворочается на незнакомом старом диване с острыми пружинами, прежде чем его, наконец, начинает клонить в сон. Он почти проваливается в блаженную темноту без видений, как тут ему мерещатся обнимающие его поперек тела руки, жмущаяся к его спине грудь и теплое дыхание в шею сзади, так что по телу простреливают мурашки. - Нет, - мысленно стонет он и прибавляет как-то жалостливо, - Грантер, пожалуйста... Мысли вязкие и сонные, и он долго пытается выбрать, как закончить: "пожалуйста, не мучь меня" или "пожалуйста, не сегодня". Сознание то и дело уплывает, непослушное, язык ворочается с трудом, и мысль о том, что глупо просить свое подсознание, маслянистой пленкой затягивает поверхность сна. Но руки исчезают. Кажется, это маленькая победа разума над телом.
Анжольрас просыпается сам, когда низко еще висящее над зубчатым городским горизонтом солнце сизыми лучами только припорашивает подоконники. Курфейрак в одной майке и каких-то диких цветов шортах стоит посреди цветущего балкона и курит. Когда он оборачивается, обычно жизнерадостный и искрящийся идеями, то Анжольрас ежится - на него глядят темные недобро настроенные глаза друга, под которыми лежат угольные тени. - Ты вообще спал? - интересуется он. - Я уснул раньше тебя, - мрачно пожимает плечами тот и щелчком отправляет бычок в полет. - Не мусорь, - морщит нос Анжольрас, провожая взглядом тусклую искорку сигареты. - Грантера своего воспитывать будешь, - отрезает тот и протискивается мимо него с балкона. Анжольрас решает, что просто ни разу не видел Курфейрака так рано утром. Он спросонья и сам далеко не подарок.
Грантеру в это утро с неизвестного номера приходит смс: "ненавижу тебя. что он вообще мог в тебе найти?". Он пожимает плечами, решив, что кто-то просто ошибся номером. А потом пытается дозвониться Анжольрасу, чтобы узнать его планы на сегодня, но тот не берет трубку, и Грантер впервые жалеет, что этого самого Курфейрака видел полтора раза и телефона его не знает.
Анжольрас возвращается домой только поздно вечером, как-то странно улыбается Грантеру и, стянув ботинки, валится на свою кровать, сгребая в охапку одеяло и с безмятежным лицом утыкаясь в него носом. Через десять секунд он уже спит, и Грантер понимает, что давно не видел его таким счастливым. Дикое ревнивое чудовище, сидящее у него внутри, дерет сердце острыми когтями. Грантер даже не хочет думать о том, где тот мог так вымотаться и почему после этого выглядит таким довольным. Версия напрашивается только одна, отвратительная, в которой пальцы Анжольраса путаются в темных кудрях Курфейрака, и у Грантера словно ломит зубы от этого видения. Кажется, коготь задевает не только сердце, но и мозг, потому что он опускается рядом на матрас: видимо, это такой приступ мазохизма, выражающийся в желании лежать лицом к лицу с человеком, которому нужен не ты. Он молча разглядывает безмятежное лицо, чувствует дыхание спящего кожей, но, стоит ему неосторожно пошевелиться, как Анжольрас тоже начинает ворочаться, а потом перекидывает через его плечо руку и притягивает к себе, утыкается носом в воротник мятой зеленой рубашки. Едва заметно раздувает ноздри, втягивая запах, и улыбается во сне, прижимает Грантера еще ближе. Тот забывает, как дышать.
Анжольрас просыпается и с ужасом понимает, что он обнимает кого-то, лежащего рядом. Голова слегка гудит, и он с трудом вспоминает, что вчера, перед возвращением домой забрел в бар по соседству и воспользовался рецептом, о котором ему однажды рассказывали. Стопка ледяной водки залпом. Зажевать веточкой петрушки. В голову бьет быстро, но не пахнет первые полчаса точно. Он боялся возвращаться домой к своему наваждению, и другого выхода у него просто не было. Тут, наконец, приходит осознание, что он дома, и что дома есть только один-единственный человек, которого он может обнимать. Анжольрас в панике распахивает глаза. Грантер, которого он прижимает к себе, выглядит пристойно. Он одет, на нем не видно засосов и вообще следов приставаний - Анжольрас верит в свой блестящий самоконтроль, но все же полностью поручиться за себя в состоянии опьянения не может. В конце концов, видимо, он вчера так вцепился в соседа, что не позволил тому уйти. Но могло быть и хуже. И в квартире пахнет до одури по-родному как-то.
- Прости за вчерашнее, - Анжольрас ставит перед пришедшим на кухню Грантером кружку с дымящимся кофе. Тот еще не успел расчесаться и переодеться, так что выглядит помятым и домашним, и Анжольраса опять одолевают нездоровые воспоминания. Он старательно гонит их из своей мутной головы. - За что? - удивляется Грантер. - Я не творил ничего ужасного? Просто я был слегка навеселе. - Вспомни, что творил в свое время я и успокойся. Ты просто не хотел засыпать один, - немного приврал Грантер. - Хорошо, - кивает тот и они оба завтракают в молчании. Каждый думает о своем.
Всю следующую неделю Анжольрас почти не появляется дома и очень мало спит - пытается все время занять себя, вымотать, не дает наступать фазе быстрого сна, той, когда и являются цветные видения. У него появляются круги под глазами, и стремительно портится характер. Вечером вторника, часов в шесть, Грантер подходит к нему, хватает за плечи и настойчиво встряхивает, у Анжольраса тревожно заходится сердце: слишком близко и непредсказуемо. - Ты должен спать. Ты выглядишь чудовищно, - сообщает он недовольно. И не добавляет, что даже так тот смотрится прекраснее всех почих людей - не стоит ему об этом знать. - Но у нас завтра митинг, мне надо дописать речь, а еще... Чужой палец ложится ему на губы: - Шшш. Ты сейчас же ложишься спать. - Нет. - Я сейчас тебя тогда силой раздену и уложу. Анжольрас с ужасом чувствует, как внизу живота появляется едва ощутимое напряжение от этого обещания. - Я сам, - поспешно мотает он головой и захлопывает крышку ноутбука.
Грантер методично отключает старательно заведенные на пять утра будильники Анжольраса - один настоящий, здоровенный, и еще три на телефоне, звонящие с интервалом в десять минут. Потом бессовестно влезает в чужую записную книжку и пару минут колеблется, не решаясь нажать кнопку вызова. - Алло? Мсье Комбефер, вас беспокоит сосед вашего друга Анжольраса. Боюсь, он будет вынужден завтра опоздать.
Анжольрасу снятся руки, перемазанные синей и желтой краской, с длинными пальцами и все в плетеных браслетах. Эти руки скользят по его шее, обрисовывают ключицы и скользят по животу. Эти руки прижимают его к чужому горячему телу и сводят его с ума, скользят по напряженному члену, поддразнивают. Влажный язык скользит по мочке уха, щекочет кадык, вылизывает пупок... Анжольрас просыпается от собственного протяжного стона, болезненно возбужденный и растерянный. Сон клочьями улетает из головы, дольше всего задерживаются в памяти внимательные темные глаза и черные пенистые кудри. Он уверен, что они будут жестковатыми на ощупь.
Он снова пытается заснуть, у него есть еще полтора часа, но ничего не выходит. Он слишком возбужден, он ненавидит свои сны, он до дрожи в пальцах хочет попробовать по-настоящему. Анжольрас за всю свою жизнь целовался всего пару раз, и тогда ему в принципе, не особо понравилось. Сейчас он решает, что это очень по-мальчишески, но все равно встает и бредет в соседнюю комнату. Он надеется украсть во сне всего один поцелуй, убедиться, что ему по-прежнему не нравится и не интересно, что это ни капельки не возбуждает его. Еще он понимает, что долго так не протянет. Надо просто поддаться физиологии, и ему полегчает. В дверях комнаты Грантера он сталкивается с ним самим, отнюдь не спящим, и понимает, что попал. - Чего вскочил? - хмурится тот, с удивлением разглядывая гостя - тот почти никогда не входил к нему. - Слушай, - Анжольрас делает глубокий вдох, - у меня к тебе есть просьба. Очень странная и, скорее всего, неприемлимая, - прибавляет он, с каждой секундой теряя уверенность. - Я сделаю все, что угодно. - Не зарекайся. Ты же не знаешь, чего я могу попросить. Грантер жует губами, а потом с улыбкой отвечает: - Я не соглашусь только с просьбой разъехаться. Анжольрас запоздало думает о том, какой он идиот, что не додумался до этого сам. Это бы решило все его проблемы. - Нет, я не об этом. - Тогда чего ты хочешь, Аполло? - он склоняет голову набок. - Ночь, - он говорит прежде, чем включится и вмешается мозг. - Всего одну ночь. Я понимаю, что тебе может быть противно, так что ты можешь так и сказать, и я все пойму, - он говорит все быстрее и быстрее, а Грантер глядит на него растерянными темными глазищами и явно не верит. Анжольрас даже ждет, что ему могут двинуть в челюсть. Он не знает, есть ли у Грантера кто-нибудь, что тот думает об однополых отношениях и конкретно об Анжольрасе, так что вся эта затея - чистейшей волы авантюра. - Зачем тебе? - тихо и напряженно спрашивает Грантер. И не двигается, только смотрит, жадно глядит в его лицо, так что Анжольрасу хочется поежиться. - Я устал от того, что меня преследуют навязчивые желания. - Неужели нет никого, кто мог бы удовлетворить твои потребности? Меня не интересует перепих на один раз, нам потом еще жить вместе, - Анжольрас не знает, какой ценой даются тому эти слова. Потому что конечно он согласен, хоть на пол-раза, но он не может потерять совместную жизнь со своим божеством, даже за такую щедрую плату. - Мне нужен конкретно ты, - пожимает плечами Анжольрас, и в горле у Грантера пересыхает. - У меня очень... персонифицированные навязчивые желания. Я скоро уже просто сойду с ума. Анжольрас затихает и готовится развернуться и уйти, когда его хватают за запястье. - Ты обещаешь, что не пожалеешь об этом? Что не начнешь избегать меня? - Анжольрасу кажется, что у него украли его же собственные вопросы. - Обещаю. - Ты в любой момент можешь отказаться, - шепчет Грантер и, слегка приподнявшись на носках, осторожно касается своими губами чужих, ловит обрывистое дыхание ртом и не решается действовать напористо. Анжольрас прикрывает глаза и выпускает из своей головы, кажется, всех демонов ада. Он первый скользит языком по чужой губе, прикусывает ее, а его руки обнимают соседа чуть выше талии, прижимают горячее тело к себе, кожа к коже, и Грантеру хочется выть от количества ощущений, валящихся на него, от инициативы Анжольраса. Тот обнадеживающе неопытен и непоследователен, хватается сразу за все - шарит руками по его телу, целует, осыпает поспешными поцелуями шею и грудь, стягивает с Грантера майку и теснит в комнату. Он подобен урагану, который пытается успеть везде и сразу, он плавится и заполошно горит, словно сорвавшись с катушек. И при всем при том умудряется смущаться - когда Грантер кладет ладонь на его пах поверх пижамных штанов, тот дергается и отстраняется, смотрит на него потерянным взглядом. Скулы его горят, дыхание сбито к чертям. А потом глухо стонет, не отрывая взгляда, и Грантеру становится просто плохо, словно кто-то выливает на него котел кипящей радуги - мир становится цветным и горячим, и он перехватывает инициативу. Он роняет Анжольраса на свою низенькую и широкую кровать, наваливается сверху, вжимая в матрас, лихорадочно стягивает с него штаны и склоняется над его пахом. Объективно говоря, минет он умеет делать скверно. Впрочем, ни одного из них это сейчас не тревожит. Анжольрас лихорадочно что-то стонет и бормочет, чуть ли не подвывает, пока голова Грантера методично ходит вверх-вниз, а его язык скользит по набухшим венкам. А тот уже на пределе просто от осознания самой ситуации, он невозможного голоса и... и... Да Господи, просто потому, что это Анжольрас сейчас позволяет ему все это. Через сотню ударов сердца тот кончает. Грантер устало валится рядом, и ему, чтобы мир треснул, достаточно просто того, чтобы ладонь Анжольраса легла на его пах и чуть надавила. Пока его тело простреливает судорожная дрожь оргазма, он утыкается в чужую горячую шею и бормочет: - Люблю тебя. Анжольрас слишком не в себе, чтобы всерьез осознать услышанное, и впервые за последнюю неделю засыпает сном без сновидений.
Утром он все вспоминает, и приходит к выводу, что уравнение еще усложнилось. Хотя раньше это казалось ему в принципе невозможным. Ему понравилось. Да какой там, он сам его там чуть было не изнасиловал, просто опыта на это не хватило. "Люблю тебя". Вот это все усложняет. Анжольрас бы был рад повторить опыт прошлой ночи, но он понимает, что в итоге просто будет пользоваться чужими чувствами для удовлетворения своих физиологических потребностей. Грантер такого не заслуживает. Да что там, никто не заслуживает, но он - особенно. Он никогда не причинял ему неудобств и никак не навязывался, просто делал его жизнь комфортнее. И Анжольрас не сможет сделать вид, что ничего не слышал.
"Прости" Грантер вертит в руках записку. "P.S. Я пока поживу у друзей". На столе рядом лежит вытащенная из телефона симка.
- Пришел за вещами? - тихо интересуется Грантер, когда через неделю на пороге их квартиры появляется Анжольрас. Выглядит тот несчастным. - Нет. - Но ты же тогда слышал? - спрашивает он, и оба понимают, о чем речь. - Слышал. Понимаешь, я не могу сказать тебе, что это любовь. Я просто не очень знаю, каково это, не хочу обманывать тебя. Но мне хочется обнимать тебя и возвращаться к тебе домой, хочется есть с тобой и засыпать тоже с тобой. И просыпаться. И вообще... - он беспомощно разводит руками, чувствуя, что зашел в тупик. - Ты ошибаешься, - говорит Грантер, напряженно глядя ему глаза. - Не ко мне. К нам домой. Его губы расползаются в непозволительно счастливой улыбке, и у Анжольраса внутри что-то екает, так что он спешит поймать чужую улыбку губами.
Через два месяца у Комбефера намечается попойка, и Анжольрас тащит Грантера с собой - он постепенно знакомит его со своими друзьями и все дальше пускает в свою жизнь. Просыпается наутро Анжольрас один, с трещащей головой, почему-то в полуразложенном широком кресле-трансформере. В комнате стоит адский перегар, все тело затекло и ноет, но от любой попытки пошевелиться в голове начинают взрываться Вселенные. И Грантера нигде не видно. Он уже минут пять с тоской думает о том, что мог вчера натворить что-нибудь, когда тот возвращается, морщась от стоящего в комнате запаха и спертого душного воздуха. Он распахивает окно, а потом валится в кресло рядом с ним, протягивая ледяную бутылку, кажется, пива. Анжольрас благодарен как никогда, прижимает холодное стекло к трещащему лбу, прежде чем сделать глоток. Когда ему немного легчает, а по комнате начинает тянуть свежим воздухом, он откидывается на спинку кресла, притягивает к себе Грантера и бормочет: - Я люблю вас, мой благородный спаситель. Тот неожиданно выворачивается из объятий и сдвигается на край, сидит с напряженно прямой спиной: - Никогда, - тихо говорит он, - никогда не шути такими вещами. - Дурак ты, - вздыхает Анжольрас, - ты же знаешь, насколько мне сложно сказать подобное. И вообще, стал бы я терпеть такое чудовище рядом исключительно потому, что мне не с кем спать? Плечи Грантера только сильнее напрягаются от этих слов. - Чудовище? - он поднимается и собирается уйти. Анжольрас еще не пришел в себя и мечтает лежать, свернувшись калачиком, в тихом, теплом, сухом и недоступном для детей месте, но понимает, что если сейчас Грантер уйдет, то все будет безвозвратно испорчено. Поэтому он с трудом поднимается на ноги и прижимается к нему сзади, стискивая в крепких объятиях. - Ты же знаешь, как нелегко мне даются признания. А уж такого я не говорил никому, - он вздыхает. - А ы уверен, что мог бы мне это сказать всерьез? Хотел бы? - голос у Грантера по-прежнему напряженный, хотя сам он немного расслабился в чужих руках. - Да. - Тогда, - вздыхает тот и разворачивается, оказывается лицом к лицу Анжольрасу, - я зачту это как признание, - он глядит на него с нечитаемым выражением на лице, но глаза у него шальные. - В конце концов, говорить я могу и за двоих, - он целомудренно касается чужих губ и, не отрываясь, прикрыв глаза, исступленно бормочет: - Люблю тебя. Безумно люблю. Анжольрас плавится от этого голоса и прикосновений и твердо решает, что скоро обязательно соберется с мыслями, чтобы самому сказать эти слова.
_________ *"Ты этого хотел, Жорж Данден" - из пьесы Мольера
ну и второй клок 3.7 Анжольрас/Грантер, лезами, играть в "я никогда не" оно запорото :с
Деловое собрание "Друзей азбуки" на квартире Комбефера потихоньку превращается в вечеринку. Анжольрас за последнюю неделю так устал, что даже он не возражает и не сопротивляется, позволяет усадить себя в круг в небольшой комнатке и покорно берет стакан портвейна. - Все знают правила "я никогда не..."? - с воодушевлением интересуется Курфейрак.
Грантер сидит в полутемном углу комнаты в раздолбанном кресле, и на лицо его падает тень, так что Пруверу приходит в голову, что тот похож на затаившегося сатира. Всклокоченные кудрявые волосы, взгляд лихорадочно блестящих темных глаз, единственного средоточия жизни на некрасивом скуластом лице, слишком циничном и усталом. Двухдневная щетина, острый кадык и тонкие губы, которые часто кривятся в странных улыбках показного веселья. Если говорить начистоту, то Прувер не понимает, что тот мог забыть в их компании. Если совсем начистоту, то он опасается его - от этого человека, как ему кажется, можно ждать чего угодно. Он поводит плечами и садится поближе к Жоли, сосредоточенно с кем-то переписывающимся.
- Ну, начнем? - радостно требует Курфейрак, салютуя стаканом. - Давайте-ка для разминки что-нибудь легкое, - он задумчиво жует губами. - Я никогда не... - он светлеет лицом, - о, я никогда не врал в игре "я никогда не". А потом сам делает глоток и виновато пожимает плечами: - Я постараюсь сегодня быть честным, - он улыбается так широко и задорно, что никому не хочется его отчитывать. И только Анжольрас замечает, как сидящий в углу Грантер тоже делает глоток и даже не морщится.
Следующие три или четыре вопроса довольно банальны и быстро стираются из памяти, хотя выпить на них доводится каждому. Что-то про травку, поцелуи и какую-то дребедень.
Очередь доходит до Мариуса, и тот взволнованно произносит, облизав пересохшие губы: - Я никогда не... целовался с Козеттой, - он пристально оглядывает собравшихся, опасаясь поднятой руки с выпивкой. Он достал всех с ревностью и волнениями, поэтому давно уже не решается поднимать тему Козетты напрямую. Мариус с облегчением выдыхает спустя пару секунд общего бездействия, а потом слышит чей-то резкий смешок и вздрагивает, смотрит дикими глазами в противоположный угол комнаты, откуда не ждал подвоха. Эпонина вскидывает руку со стаканом в безмолвном салюте, лишь в тишине оглушающе громко звенят колокольчики на ее браслете. Она делает большой неспешный глоток, неотрывно глядя Мариусу прямо в глаза. А потом отставляет стакан на пол и молча выходит из комнаты. Через десять безмолвных секунд за ней хлопает входная дверь.
- Я никогда не спал с человеком своего пола, - признается Анжольрас. Жоли и Прувер, которые уже давно сидят, привалившись плечами друг к другу, синхронно поднимают стаканы, но все делают вид, будто это совпадение. К общему удивлению, Комбефер тоже пьет. Лицо у него при этом совершенно невозмутимое.
- Я никогда не влюблялся, - ровно говорит Комбефер, просто констатируя факт. Пьют почти все. Жоли напряженно глядит на Прувера, костяшки пальцев, сжимающих бокал, белеют. Тот смотрит в ответ и медленно подносит гладкое стекло ко рту и залпом пьет. Жоли облизывает пересохшие губы и торопливо тоже отпивает немного портвейна. А потом встает и что-то бормочет про то, что ему пора принять лекарства. Через полминуты Прувер невпопад интересуется, где здесь уборная, и, узнав, все равно выходит в другую дверь. В ту, за которой скрылся Жоли. Комбефер закатывает глаза и бормочет что-то про тайны мадридского двора. - Эй, Франция не в счет, - весело кричит Курфейрак, когда Анжольрас со страдальческим лицом подносит стакан к губам в ответ на все то же заявление. - Очень смешно, - мрачно отвечает тот и делает большой глоток. Стакан Грантера разлетается вдребезги, выскользнув у него из окаменевших пальцев, пара осколков вонзается в бледную кожу.
Они сидят вдвоем на тесной кухоньке, Анжольрас держит ладонь Грантера своей. Тот шипит, когда он вытаскивает осколок, и упрямо отворачивает лицо. - Как же ты так, - отчитывает его Анжольрас. - Надо быть осторожнее. - Кто она? - хрипловато интересуется Грантер, словно не слышит его. - Она? - на лице у него написано искреннее удивление. - Ты выпил тогда. Значит, влюблялся. - А ты не пил, - категорично отрезает тот, - тогда тебе не понять, - немного зло добавляет пару секунд спустя. - Зато я вру в игре, так что поверь мне, я знаю многое, - смеется Грантер сухо. - И это не влюбленность, а одержимость, Аполло. - Одержимость чем? - Кем, - поправляет он. Анжольрас смотрит на пьяного в дым Грантера с обреченной усталостью. Ему еще домой его везти. Он не до конца уверен, что это именно оно, то самое. Но если человека кажется все время мало, и ты ловишь даже случайные прикосновения с жадностью, то, должно быть, что-то за этим стоит. Если ты видишь на самом обычном или даже отталкивающем лице печать чего-то прекрасного, то за этим точно что-то стоит. Он вздыхает. - Как ты относишься к пьяным признаниям? Грантер вопросительно глядит на него. - Смотря в чем. - Мне нужен мой стакан и еще двадцать минут, - сообщает он. - Тогда и отвечу на все вопросы. Даже на те, которых ты не задавал. - Если ты еще не понял, то ради тебя я готов ждать вечность.
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
так. похмелья после четырех бутылок вина на шестерых у меня не было, это добрый знак. проснулась довольная жизнью
я, наконец, читаю Американских богов и это АААААА КАК КРУТО я медленно приближаюсь к середине, но вот думаю, как бы растянуть, потому что охрененная мокрая и ночная америка с маленькими забегаловками и ровно тот уровень волшебности происходящего, с которого меня торкает
на модерн-кирпиче запустили клевую штуку, я пишу туда лютую хунту
сегодняшний вечер объявляется вечером зоологии и дописывания фикла
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
я ненавижу заебатые шуточки друзей про нас с артемом потому что сука мы же должны как-то реагировать, все кроме нас считают что все как бы очевидно ---- я безвольная тряпка и не могу сказать людям ничего важного, жду, когда решат за меня ---- я считаю, что из джекмана хороший вальжан, но он к хуям запорол все партии поэтому половину рефренов и пропустила мелодию он вроде не врет, но не вытягивает ---- я могу презирать людей просто за то, как они ставят знаки препинания и смайлики ---- у меня есть человек, который меня люто бесит, но я делаю вид, будто все заебись ---- я не могу, когда у меня читают через плечо ---- меня вообще никак не вставляет аарон твейт вот вообще нет я смотрю на вопли в ленте, а мне как-то побоку ---- я ненавижу фотографироваться причем недавно когда я пыталась отказаться, мне сказали, что я красивая. во-первых, это был не фотограф, а во-вторых, не так, что, мол, да хорош выеживаться, нормально все, а вот прямо "ты красивая" я с покерфэйсом пропустила мимо ушей потому что не умею принимать комплименты, потому что не верю и блять потому что ахаха это сказал человек которого я люблю не ищите логики в последнем, я сама ее смутно улавливаю ---- я ненавижу себя за то, что не могу взять себя в руки и сказать человеку что я его люблю, хотя почти наверняка уверена в том, что все отлично и взаимно
сделай еблишко попроще, духовный советский мальчик
лол если бы я давно этого не поняла, то точно бы задумалась в смсках у меня в каждой переписке обозначено число сообщений итого, топ-3 пару недель назад я все форматнула, это недавнее егор - 25 маленькое чудовищежан чемодан - 71 артем - 196